Четыре машины взорвались, еще две потянулись к родному звездолету, оставляя газовые шлейфы за кормой.

Мы вошли в контакт. Начался бой! Невиданный, в тактических наставлениях не предусмотренный!

Чужаки выдерживали по пять-шесть прямых попаданий из лазерных пушек. В это трудно поверить, но это так. А их орудия были воплощенной смертью! Если ты оказывался в прицеле, оставалось только молиться и фигурять так, что голова отрывалась.

Хуже всего — эта дьявольская скорострельность. Наши лазеры вынужденно тратят время на перезакачку, выдавая не больше импульса в секунду. У них подобные проблемы не возникали. Чужаки начинали лупить очередью, пока цель оставалась в прицеле.

Зато ракет у них не было. Ни ракет, ни других кинетических средств поражения! А вот наши ракеты работали замечательно.

Но все равно, если бы не трехкратное численное превосходство и не зенитные батареи авианосца под боком, пришлось бы туго. Мы потеряли половину строевой эскадрильи!

— Кадетам: выпустить все ракеты залпом и уходить! В собачью свалку не лезть! — надрывался Булгарин.

Мы так и сделали, но все равно: поучаствовать в драке пришлось. Мы фигуряли восемь минут — по крайней мере часы высветили именно такой хронометраж. А мои биологические часы натикали за то же время не меньше часа!

Через восемь минут оставшаяся шестерка чужаков пошла назад к своему зловещему голубому звездолету, а мы получили приказ сесть на «Дзуйхо» и принять противокорабельные ракеты «Мурена» для атаки в первом эшелоне перед торпедоносцами.

— Лев Михайлович! — Глаголев почти плакал. — Товарищ капитан первого ранга! Но они же за это время уйдут в Х-матрицу! Улизнут, сукины дети!

— Выполнять приказ! — отрезал Кайманов. — Истребителям — домой!

— Чем вы собрались с такой махиной воевать, товарищ капитан-лейтенант? Пушкой «Ирис»? — вставил инструктор Гурам Зугдиди.

Я перекрестился. Вообразить атаку на чужой звездолет было до чертиков страшно. Какие же у них должны быть зенитные средства, если легкие флуггеры так садят?

Мерзавцы, конечно, сбегут. Ну и пусть.

Но они не сбежали. Они принимали свои флуггеры, а «Дзуйхо» принимал свои.

Я вел флуггер к посадочному столу, когда на радаре, буквально из ниоткуда, появилась новая метка. Жирная метка! Размером с линкор, не меньше. Она почти сливалась с меткой чужака, между ними было километров пять.

Это что за напасть?!

Определенно, это был наш, дружественный корабль! Но кто именно, почему нет точной идентификации?

Загадочный линкор, назовем его так, дал хороший ракетный залп, а потом еще один.

Дюжина огромных стальных рыбин обрушилась на бока инопланетной вражины, а линкор исчез!

Исчез, товарищи!

Откуда он взялся? Куда пропал? Что это вообще было?! Тридцать секунд на радаре и всё — чистый вакуум!

Я был уверен, что у меня глюки на нервной почве. Но если так, то следовало признать, что крыша потекла у всего состава учебного авиакрыла номер 11. Из тех, кто еще оставался в космосе, конечно.

Кайманов властно пресек хор удивленно-восторженных воплей и отдал новый приказ:

— Посадку истребителей отменяю. Торпедоносцы, вперед! Истребителям сопровождать торпедоносцы. Приказываю атаковать поврежденный борт.

— Но кто его повредил, этот борт, товарищ каперанг? — не унимался кто-то особенно пытливый.

Ответом ему было суровое каймановское:

— Тишина в эфире! Это приказ. Я не знаю, что это было, но впечатления держать при себе. Любому, кто расчирикается, лично отверну голову! Вы меня знаете!

Мы знали Кайманова.