— Готов спорить, что лучше, но не сейчас. И все-таки, нет ли предположений, кто это был? На Титане? Или где это можно выяснить? Или у кого?

— Вот именно за этим я сюда и прилетела. Есть не предположение, а твердая уверенность, что с расой К контактировали ваши любимые пираты.

— Ничего себе! То есть, вы собираетесь внедряться в НВФ? Лично? Или вы курируете внедрение?

— А вот это не вашего ума дело. Могу с сожалением сказать, что с внедрением у нас туго. Нет выходов. Совсем. Поэтому просьба, Андрей, очень большая просьба: держите глаза открытыми! Если случится поговорить хоть с кем-то из здешних бандитов, постарайтесь вызнать насчет чужих звездолетов. Любой минимум, любая информация — на вес золота!

— Где же я вам живого пирата возьму? В плен они не сдаются… Кстати, дарю бесплатную идею оперативной разработки. Половина швали Тремезианского пояса так или иначе трется в столице Цандера, городе Кастель Рохас. Потому есть смысл заслать туда человечка, пусть послушает, поспрашивает, пообщается. Вдруг что всплывет?

— Был у нас такой «человечек». Точнее, целых два нелегальных агента. Они внедрились, создали информационную сеть, пошли первые сведения… а в один прекрасный день обоих нашли убитыми. Связи с информаторами нет, сеть была нелегальной, словом, все рухнуло. Перевнедрение мы пока прорабатываем. Беда в том, что места, подобные Кастель Рохас, принимают только своих. Чтобы стать своим, требуются месяцы и годы, иначе никакая подготовка не спасает. Легализация требует времени. А информация нужна уже сейчас. Сегодня, а лучше — вчера.

— Александра, повторюсь, я не знаю, что такое разведка. Но я попробую. Я-то на Кастель Рохас как раз свой.

— Андрей, я… я сама не знаю, что творю. Вы нигде не служите, вы частное лицо, без подготовки… а я доверяю вам, все равно доверяю. А ведь включать вас в систему оперативной разработки — это такой риск… И товарищ Иванов почему-то настаивал, чтобы я передала вам, именно вам, новый шпионский комбайн. Вы же нам ничем не обязаны, а мы вас так используем.

— Александра…

— Зовите меня Сашей. Так короче, да и вы… вам можно.

— Спасибо, Саша. Так вот. Я делаю это ради вас. Не ради ГАБ, а ради вас.

— Не ожидала… То есть что я говорю… Конечно, я знаю. И так бесстыдно пользуюсь.

— Все в порядке. Кроме того, Саша, я русский кадет, и что бы ни случилось, присяги моей никто не отменял. Я думаю, что присяга принадлежит только совести человека. Моя совесть чиста, я себя от России не отделяю.

— Я вам так благодарна, Андрей.

— Пока не за что.

— Во-первых, есть за что. Во-вторых, за отношение я вам благодарна. И за чувства. За тепло. Я так редко ощущаю себя женщиной, а рядом с вами… так надежно. Простите, что я все это вываливаю. Да я просто не имею права! Нельзя строить службу на чувствах, простите.

— В разведке это правило не работает, насколько я помню.

— И правда. — Она помолчала, поглядела на часы. — Время, Андрей. Проклятое время. Мне пора, а значит, и вам тоже.

Мы встали и вышли.

В ангаре я обозрел интерьер и еще раз поразился древности переборок. Что-то надо было говорить, чтобы не стоять истуканом, придумывая прощальные фразы, поэтому я сказал:

— Да! Вот это антиквариат! Интересно, тут вообще хоть что-нибудь стреляет? Оно же старше моих родителей!

Саша потупилась. Видно, ее тревожили аналогичные мысли, насчет расставания.

Потом она посмотрела мне в глаза. Взгляд ее был наполнен тревогой. Какой-то коренной тревогой, какая только женщинам доступна — за всех сразу, чуть ли не за каждое живое существо, за каждый миллиграмм прекрасного в Галактике.