У врача был чистейший хосровский выговор. А вот лицо незнакомое.

— Я вас знаю? Батальонный хирург — доктор Парвиз, что с ним? И что со мной? — Она сделала попытку встать, но голова наказала ее вспышкой боли.

— Лежите, лежите. — Доктор мягко, но непреклонно вернул ее на место. — У вас сотрясение мозга, ничего страшного. Далее, я не знаком с достойным коллегой Парвизом, потому что я хирург 11-й штурмовой бригады, Eurowehr, то есть армия Европейской Директории. Ричард Фарагут, к вашим услугам. А вас как зовут?

Ротмистр от неожиданности охнула и вновь попыталась вскочить. На этот раз к столу ее припечатали совсем не мягко. Тяжелая, очень тяжелая рука в тактической перчатке появилась из-за головы и толкнула в грудь.

Вслед за рукой в поле зрения показался ее обладатель. Огромный, короткая борода, скуластое лицо, ломаный нос, лысая голова в шрамах. Кожа смуглого человека, много лет не видевшего солнца. Глазки маленькие, налитые кровью, злые и пронзительные.

— Вот твой планшет! — Перед лицом затрясся ее собственный командирский планшет, выдранный с мясом из предплечного сегмента. — Назови пароль доступа! Имя, звание, часть приписки!

— Я ротмистр Второго Народного кавалерийского полка Хвови Аноширван, номер 3506-17! И я вам ничего не скажу!

Она поняла, что попалась. Но как?! Из расположения?! В тылу?! Последним воспоминанием был штабной фургон, вот она выходит, перебрасывается парой слов с часовым, спешит к вверенной роте, скоро атака, резкая боль… Неужели?! Но как?! Под носом у целого отделения охраны в бэтээре! Почти в центре позиции! Этого не может быть!

— Салман, друг мой, покинь помещение или помолчи. У меня мало времени, очень много раненых, а ты мешаешь. — И к ротмистру: — Лучше все рассказать. Честно.

— Мне вам нечего сказать.

— О! Вам есть что! Я умею быть весьма убедительным. Вот это скальпель. — Перед носом показался хрестоматийный медицинский инструмент. — А у меня, как я говорил, совсем нет времени…

— Вы не имеете права! Пытки военнопленных запрещены конвенцией… — начала было Хвови, но доктор ее перебил:

— Видите ли, ротмистр. Мы с моим другом имеем не вполне обычные биографии. Так что вы всё расскажете. А когда вы всё расскажете, Салман положит в ваши карманы пару ручных гранат. И вас разнесет на влажные ошметки так, что никакая комиссия по защите прав военнопленных никогда и ничего не раскопает. Вы меня понимаете? Салман, ведь мы можем?

— Запросто, — пробасил бородач.

— Намекаю: мой друг согласен. Вы будете со мной общаться, или мы приступим к интересному?

Доктор наклонился к самому ее лицу. И когда ротмистр Хвови Аноширван увидела его глаза, она поняла, что рассказать придется.

На нее уставился не человек. Через зрачки с той стороны на нее смотрела сама смерть.

* * *

Бригаде пришлось туго. Невероятно туго.

Развернулись в бой все, не только батальон Салмана Эстебана.

Еще один штурмовой налет: флуггеры, вертолеты. Едва отбились. Огрызок ПКО сработал, потрудились и пехотные расчеты с ПЗРК. Обученный пехотинец с «трубой» на плече очень опасен для любой низколетящей цели. Даже для тяжелых «Варэгн».

Глупо надеяться, что массированную атаку флуггеров можно отразить такими силами, но уважать будут — это точно. А значит, по головам ходить не осмелятся.

В довершение всего подошли танки. Немного, двенадцать штук. Но остановить их было нечем.

Клонская броня вперед не высовывалась. Маневрировала в тылу, накрывая цели по указанию корректировщиков и БПЛА. Не хотели подставляться под убойные управляемые ракеты!

Противостоять им могли лишь самоходные орудия, которых оставалось все меньше.