Как же вас много!

Хреново то, что для подавляющего большинства славянского и всякого прочего туземства конкордианские имя и фамилия совершенно неразличимы. Например, Рошни могли запросто принять за фамилию. А то, что она еще и Поуручиста — так кому какое дело?! Лечат? Лечат! Скажите спасибо!

В лучшем случае записали бы как Тервани Поуручистовну Рошни. Но ведь и так не записали.

Ладно, будем разбираться.

Я навел курсор на первое имя. Запись послушно расцвела информационным окошком: лейтенант 27-й дивизии. Номер 45/5687. Пол мужской, 24 года.

Не она…

Второе имя… Третье…

Следующие две записи оставались глухи и немы. Никаких деталей вообще.

А чего я ждал?

Рошни мы с доком дотащили до госпитального судна «Святитель Пантелеймон» без сознания и личных документов — до того ли было?! То есть спасительного куска пластмассы, могущего о ней всё-всё рассказать, не имелось. Только моя личная вводная, которую забивали в планшет вручную под диктовку, а потом запросто посеяли в шквале информационного мусора, в то время как сама Рошни была в явном неадеквате. То есть ничего не могла поведать. Управляемая кома, товарищи — суровая необходимость.

«Придется действовать методом личной явки», — заключил я.

* * *

Прямо на космодроме Глетчерный очень кстати располагался госпиталь имени Адольфа Гурьевича Семенецкого — того самого нейрофизиолога, который изобрел и впервые применил управляемую кому.

От космодрома до госпиталя курсировал монорельс — десять минут ходу.

Быстро, но мимо.

Запрашиваемый пациент выписан. Да, женщина. Пилот? Нет, что вы, инженерные войска. А где могут содержаться клонские пилоты? Точно не знаю, но у нас их нет. Если пилот, так это вам лучше всего в госпиталь имени Михаила Архангела — это же пилотский госпиталь!

Вот примерно такой диалог состоялся в регистратуре с симпатичной женщиной по имени Любовь Ростиславовна, после того как меня обломала информационная стойка.

Мог бы и сам догадаться, кстати, насчет Михаила Архангела!

Архангел Михаил — святой покровитель москитного флота! Куда же еще деваться летуну, пусть и клонскому?

Я выбежал на улицу, где незнакомый пехотинец поделился скупой матерной тирадой по адресу «тех долбозвонов, которые до сих пор не восстановили монорельс до города». То есть надо было ловить попутку.

Ну надо так надо!

Мир полон добрыми людьми.

В моем случае добро отлилось в броню танка Т-12, который лихо затормозил на шоссе прямо перед носом.

— Здорово, старлей! — Из люка показалась голова в шлемофоне с откинутым забралом. — Тебе куда? И поживее, видишь, я без дышарика.

Танкист похлопал себя по горлу.

— Здорово! Мне до города. Выручишь?

— Эй, Крендель! — Танкист наклонился над люком, явно пренебрегая рацией. — Выручим крылатого?

— Я не Крендель! — глухо ухнула танковая утроба и что-то еще, гораздо тише, а потому не слышно.

— Залезай, брат, на броню! У нас все забито, сам понимаешь. Вон там за башней хреновина! За нее цепляйся, мигом домчим. — Он махнул рукой и скрылся в люке.

Вот так, без удобств, зато быстро, я и упал в объятия Города Полковников, попутно чуть не отморозив задницу. Холодно было. Июнь на «Ямале» не курортный — минус девятнадцать на солнце!

В госпитале я быстро нашел терминал, который раскололся, что пациент Тервани Р. находится в отделении для выздоравливающих. Этаж, палата… И все, никаких подробностей.

Опять регистратура, опять тетка, на этот раз совсем не любезная, поэтому, собственно, и тетка.

— У нас режимный объект! — бросила она в окошко.