Одного бойца «Эрмандады», который схлопотал очередь в живот, поместили в отделение интенсивной терапии. Он был в состоянии управляемой комы, так что ему часов посещения не полагалось.
Студентов латали заботливые медкомбайны — ничего особенного. Хотя парочке светила демобилизация по ранению. Простреленная селезенка и уничтоженный разрывной пулей коленный сустав к шуткам не располагали.
— Не пойму, — сказал Просперо, когда с благородной миссией было покончено, и оба поджидали Питера в людном больничном холле, сидя на диванчике.
— Чего?
— Вас не пойму. Обоих. — Бывший эрмандадовец покосился на доктора. — Тебя и Салмана.
— Неудивительно, учитывая наш антагонистический статус-кво в недалеком вчера. — Фарагут поддернул штанину и заложил ногу за ногу.
— Да я не об этом. Это дело прошлое. Вы чего здесь надрываетесь? Жизнью рискуете? Уверен, что такая хитрая сволочь, как Салман, мог обеспечить себе надежное прикрытие в тылу. Что-то я не уверен, что вы так быстро… перековались.
Доктор рассмеялся.
— Просперо! Ты слишком сложно мыслишь!
— Поясни, — потребовал тот.
— Нечего пояснять. — Доктор отрезал изрядный кусок атмосферы взмахом руки. — Салман, как всякий художник, не может существовать вне своего искусства…
— Художник? Что-то я не понял.
— Художник. Именно так. Салман — виртуоз войны, понимаешь? Он абсолютно гениальный убийца. Это его призвание. Он, конечно, временами напоминает гориллу в экспозиции музейного фарфора… Но на самом деле этот человек имеет три высших образования. Военных образования, естественно. Он в армии лет с семи, когда его отдали в кадеты. Ты думаешь, Салман у пиратов осел из-за криминальных наклонностей? Чушь! Просто там ему давали бесплатные патроны! Стараниями милейшего Гая Титанировая Шкура и его компании карьера джентльменов удачи оборвалась. Ну и что же? Зато очень вовремя подвалила война! Если бы не этот прискорбный факт, мой друг, я уверен, изыскал бы иных приключений на наши пятые точки. И вдруг — война! Настоящая, полноценная война! Салману сорок девять лет. Он ждал своей битвы сорок два долгих года. Он просто не может ее пропустить.
— А ты тут при чем?
— Я? — Доктор удивленно приподнял брови. — Я при том, что обязан Салману. Я его однажды спас, а значит, теперь до конца жизни за него в ответе. Потом он вытащил меня со Шварцвальда. Куда нам теперь деваться друг от друга? Кто-то должен приглядывать за этим центнером бешеной тушенки. По крайней мере до тех пор, пока он не найдет свой финальный кусок железа.
— Ненормальный, — констатировал Толедо и отвернулся, потирая красный след от маски на смуглом лице. — Псих.
— Я знаю. — Голова военной медицины согласно склонилась. — Но ты, боюсь, не представляешь, как сильно повреждена моя бедная психика.
Помолчали.
Вокруг было шумно и суетно — еще бы, крупнейший пехотный госпиталь на планете! После такого побоища! В регистратуре, не умолкая, стрекотали принтеры, кто-то с кем-то ругался, а в воздухе плыл закономерный больничный запах.
— Просперо, меня давно гложет одно большое любопытство. — Доктор, в свою очередь, пристал с расспросами. — Ты же из «Эрмандады», как-никак, большая шишка. Может быть, ты в курсе? Ну, в рамках бывшей служебной информации.
— Насчет чего?
— Кто такой Гай Титанировая Шкура? Его никто никогда не видел, а слухи ходят самые дикие. Мне небезынтересно, что это за персона.
— Именно так: никто и никогда. Я в том числе. |