С совершенным почтением, остаюсь Вашим покорным слугой и так далее,

«„Три Святителя“ — тяжелый авианосец, проект 579, тип „Три Святителя“. Лидер серии, сдан в эксплуатацию в 2592 г., назван в честь юбилея спуска на воду (1892 г.) одноименного эскадренного броненосца Российской Империи».

Все эти полезные буквы я прочитал, стоя у терминала БИС — плоской полипластиковой панели на стене. Их тут вообще было много, через каждые сто метров. Чтобы, если что, каждый офицер мог оперативно выйти на связь. Ну или полюбопытствовать душеспасительными вещами. Историей родных вымпелов, например. Хорошая, в общем, штука.

«Тут» — это третий подземный уровень космодрома Глетчерный, главной космической гавани планеты с кодовым именем «Ямал», больше известной под кодом С-801-7. Сие букво-цифросочетание впоследствии прославилось не менее города-героя Москвы. Но тогда о нем слышали лишь причастные товарищи.

Я стою и тупо пялюсь на панель терминала, простую и надежную, как молоток.

На моих плечах лейтенантские звезды, приделанные к свежей парадной форме — темно-голубое сукно, пуговицы в ряд, стрелками на брюках можно резать стекло, ботинки сияют — всё как положено. Звезды, прошу заметить, натуральные. Подкреплены бронированной записью в личном деле, личное дело упаковано в цифре канцелярских парсеров.

Есть, правда, одна нетонкая папочка, где зафиксированы все мои похождения… Но она закрыта в недрах другой канцелярии — в ГАБ. А это такой погреб, что ни одна журнальная крыса не докопается.

Нетрудно догадаться и куда более недалекому человеку, чем ты, мой внимательный читатель, что я вновь обретаюсь в действующем флоте. Да еще в чине лейтенанта, что просто караул, учитывая биографию и всего три курса СВКА.

Совсем недавно (а кажется, что в прошлой жизни) поперек личного дела с фамилией Румянцев легла резолюция: уволен решением военного трибунала без права службы в любых частях ВКС и армии. По совокупности впечатлений и, так сказать, семантической нагрузки — это было именно что в прошлой жизни. Теперь жизнь другая, новая.

Мне бы радоваться и биться головой в подволок, что так повезло неразумному бабуину. Но я не могу. Не в состоянии.

Я не в состоянии даже напиться в сопли, в кинетический гель, до прогорания дюз. Я в состоянии стоять у терминала, где коридор девятого сектора делает поворот к дверям трапезной. Бездумно, отрешенно читать всякую белиберду и всячески мешаться под ногами. А вы как хотели? Жилой уровень, место питания — оживленное место. Особенно если принять во внимание адов перегруз Глетчерного — такой, что столовые работают в пять смен.

— Лейтенант! Ау, лейтенант! — эти слова разогнали туман моей прострации.

— А… — Я обернулся.

— На «а» столько смешных рифм, обхохочешься! — передо мной стоял кап-три со злым лицом и повязкой поверх рукава: «Дежурный». — Ты что, контуженный?

Позади виднелась колонна военных, которых дежурный за ноздрю конвоировал. Ваш покорный слуга мешался на дороге.

— Проснись, лейтенант! Прими в сторону, ты своей ж-ж-ж… затянутым в китель филеем весь коридор перегородил! Пошел вон, короче!

Я извинился и «пошел вон», провожаемый ворчанием злого кап-три. Понабрали ушибленных, так и лезут на флот, а еще парадку напялил… Колонна скрылась за поворотом.

Усталые лица, потухшие глаза, ноги едва поднимаются. Разглядел нашивки: АВТ «Рюрик». Все ясно, новенькие, как и я. Только что прибыли, не очнулись после X-перехода и семи кругов ада, через которые летал авианосец.