— Дик, ты все равно поступил, как мальчишка! — продолжала вторая, чья ширина плеч и грудной клетки выдавали натурального махаонского антроподевианта о двух сердцах.

— Да-да! Бокс в таком возрасте — это неумно! — настаивала первая.

— Право! В жизни мужчины есть место подвигу. Я отставной военврач, возобновлять практику не горю желанием, а душа просит действия! Вот я и перестарался. Бывает! Не стоит вашего внимания. — И к бармену: — Любезный Михаил Иванович! Будьте ласковы еще кальвадосу! А вы, дамы, что будете?

Скуло-челюстные повреждения Ричарда Павловича навели беседу на самую горячую и одновременно неприятную тему всей Кирты: на Вурдалака.

— Я вообще не понимаю, зачем так броско именовать этого психа?! Ох уж эти журналисты! Носферату! Кровавый Граф! Обычный свихнувшийся отщепенец, так и надо говорить! — возмущалась первая.

— С чего ты, Маша, так переживаешь? Отщепенец убивает только мужчин…

— Василина! Сколько эгоизма! Это же наши мужчины! Хорошо, да, были два клона, но в нашем городе! И потом, с чего ты взяла, что маньяк он, а не она? То есть не женщина?

— Быть не может! — отрезала вторая. — Женщины на такое не способны!

— Женщины способны на всякое, — постановил отставной военврач. — Но это не главное. Главное: его теперь вряд ли поймают, потому что я не думаю, что убийства продолжатся. Это очень сомнительно.

Подошедший трактирщик выставил на стол рюмку кальвадоса и два бокала с каким-то липким пойлом, столь любезным женской глотке.

— Дик, это смело, — бросил он. — С чего такая уверенность?

— Смело? Нет, простой опыт. Видите ли, серия из дюжины мертвых тел представляет…

Он хотел рассказать о явно завершенном проекте, серии, линии, как угодно, но не успел, потому что столик с военными вдруг пришел в слитное, шумное движение.

— Иваныч! Живо счет!

— Да какой счет?!

— Правильно, деньги на столе, пусть забирает!

— А сдача?

— Какая, в пень, сдача?!

— Так, может, тогда «какой, в пень, счет»?

— Хорош хохмить, не время!

— У меня только карта, наличности — ноль!

— Хрен с ним, я заплачу!

Военные суетливо бросали на стол деньги, хватали с вешалок теплые парки с нашивками комендоров на плечах. Подбежал Иваныч.

— Парни, да куда вы?!

— Вот! — Один ловко просунул руку в рукав и потряс перед носом у бармена коммуникатором, одновременно ловя второй рукав. — Дробь увольнению, срочно явиться в расположение!

— Может, шутка?

— Так не первое апреля, блин.

В этот момент из-за сдвинутых столиков молодежи сыпануло матерком.

— Какого лешего?!

— Что с планшетом, в черную его дыру?!

Послышался дробный перестук клавиш — это хозяин пытался реанимировать свой прибор.

— Всё в порядке с планшетом. Сеть отрубилась!

— Иваныч! Иваныч! Беги, проверяй терминал раздачи!

— Пес с ним с терминалом, пусть визор включит, не сломается!

— Да, Иваныч, включай визор, там же Толочков сейчас будет фехтовать!

— А как визор покажет, если сети нет?

— Сударыня, вы многого не знаете! Визор подключен по кабелю!

Иваныч, поймавший волну всеобщей суеты, порысил к стене, где висела здоровенная голографическая панель, которую, как было заведено в «Бастилии», никогда не включали.

Иваныч нажал на кнопку.