|
Неважно, извлекаешь ты звук из гитары или из водопроводного крана, нет никакой разницы. Недавно мы начали работать над вещью, которая доводит эту мысль до ее логического завершения. Там мы не используем вообще никаких музыкальных инструментов — только бутылки, ножи, топоры и все такое прочее, звуки которых мы соединим в единое целое и превратим его в действительно прекрасное произведение. KOHHOP МАКНАЙТ: Где, на ваш взгляд, вы удачнее всего использовали звуковые эффекты, где это было особенно хорошо?
РОДЖЕР УОТЕРС: Я думаю, что самые простые эффекты часто являются самыми лучшими, например шум ветра в начале «One Of These Days» чертовски эффектен. НИК МЕЙСОН: Вещь «Alan's Psychodelic Breakfast» («Психоделический завтрак Алана») довольно интересна, поскольку, хотя она и недоработана, в некоторых отношениях звуковые эффекты там являются самой сильной частью. РОДЖЕР УОТЕРС: Мы делали ее в фантастической спешке. НИК МЕЙСОН: Верно, идея была замечательная, но из-за спешки она не сработала так, как надо. РОДЖЕР УОТЕРС: Хотелось бы думать, конечно, что все наши эффекты использованы удачно, поэтому я бы не пытался выбрать какой-то один. НИК МЕЙСОН: Песня «Money», мне кажется, сделана хорошо. И любопытно то, что Роджер сочинил ее почти полностью в первый же день. РОДЖЕР УОТЕРС: Да, это была просто мелодия из семи тактов, а на пластинке была задумана песня о деньгах, и я подумал, что эта мелодия могла бы стать такой песней. Было довольно легко сделать семитактное вступление, подходящее к этой теме. Я часто думаю, что лучшие идеи — это самые очевидные идеи, а это была чертовски очевидная идея, вот почему песня звучит хорошо. КОННОР МАКНАЙТ: Ну а какова подоплека вашего научно-фантастического материала и космической музыки? РОДЖЕР УОТЕРС: Я теперь почти не читаю фантастику. Раньше много читал, но теперь очень редко. Полагаю, причиной того, что я любил читать научнофантастические романы, было то, что они давали писателю возможность по-новому взглянуть на обычные вещи. Перемещение в будущее, или в какое-то другое время и место, позволяет тебе взглянуть на вещи в отрыве от привычных стереотипов и вызывает автоматическую реакцию. КОННОР МАКНАЙТ: Как это связано с тем, что вашу музыку называют космической? РОДЖЕР УОТЕРС: Почти никак. НИК МЕЙСОН: То был просто удобный ярлык. РОДЖЕР УОТЕРС: Который чертовски долго висел. Люди до сих пор называют нашу музыку космическим роком. Они называют космическим роком «Dark Side of the Moon», что является полным сумасшествием. Они думают, что это научная фантастика, только потому что в названии есть слово «Луна», а это глупо. А еще они говорят, что мы перешли с внешнего космоса на внутренний, что просто безумие. КОННОР МАКНАЙТ: Но журналистам, наверное, трудно, им приходится слушать так много музыки, что они вынуждены вешать ярлыки, чтобы объяснить людям, о чем те слушают. НИК МЕЙСОН: Совсем не трудно. Они легко вешают ярлыки и заботятся только о том, чтобы их не сняли. РОДЖЕР УОТЕРС: У нас было не так уж много вещей, имеющих отношение к научной фантастике. Это три песни: «Astronomy Domine», «Set The Controls» и «Let There Be Light» («Да будет свет»). НИК МЕЙСОН: «Saucerful» — не фантастика. РОДЖЕР УОТЕРС: Название композиции позволяло думать обо всем, о чем ты хотел, и поскольку были люди, кто понимал его буквально, они говорили: ого, научная фантастика! Но композиция могла быть о чем угодно. КОННОР МАКНАЙТ: Многие авторы проводят аналогии с живописью, чтобы описать свои впечатления о вашей музыке. Вы разделяете такое мнение? РОДЖЕР УОТЕРС: Возможно. Я думаю, что тексты наших песен настолько многозначны, что слушателю становится очень легко подключить воображение. |
