РОДЖЕР УОТЕРС: Чертовски хорошая идея.

НИК МЕЙСОН: Но только Художественный совет не занимается субсидированием групп.

КОННОР МАКНАЙТ: Питер был просто мастером по части идей — бесплатные фестивали и так далее.

НИК МЕЙСОН: Гораздо большим, чем ты думаешь. Что бы мы сейчас ни говорили о Питере и Эндрю, они открыли нас, и в известной мере они открыли «T.Rex». У них, несомненно, был определенный талант, которым другие не обладали. Например, у Роберта Стигвуда талант собирать награды…

РОДЖЕР УОТЕРС: Вставь-ка ему. Боже, мы возмущены этим.

НИК МЕЙСОН: Ты в курсе, что Роберту Стигвуду дали награду, какую-то золотую медаль, за организацию бесплатных концертов в Гайд-парке? Какая-то американская газета дала, поскольку они посчитали, что концерт группы «Blind Faith» был первым бесплатным концертом в Гайд-парке? Вот в двух словах история «Blackhill» — целое явление возникло благодаря Питеру и Эндрю.

КОННОР МАКНАЙТ: И все же зачем нужна была субсидия?

НИК МЕЙСОН: Не думаю, что на самом деле кто-нибудь знал. Вложить в фильм или в какое-нибудь шоу, главным образом, чтобы поддержать финансовый оборот, мне кажется. Мы постоянно были в долгах — вплоть до последнего времени, — и компания «Blackhill» тогда находилась на пике наших долгов.

РОДЖЕР УОТЕРС: В конце недели все мы приходили получать наши чеки, и с каждой неделей ребята стали приходить все раньше и раньше; они забирали свои чеки, бежали в банк и обналичивали их, потому что не хватало средств, чтобы заплатить всем, так что тот, кто первым забирал чек, и получал деньги. Чеки вечно не оплачивались, так как на счету не хватало денег, и, если управляющий банком не позволял превышать кредит, тебе вообще ничего не платили.

НИК МЕЙСОН: Обычно «Blackhill» превышала кредит на 7–8, может быть, на 9 тысяч, но и ей, как правило, были должны тоже.

V. НА ГАСТРОЛЯХ: ЗДЕСЬ И В АМЕРИКЕ

Концерт «Pink Floyd», как известно, поистине изумительное действо — величественная музыка, безупречно представленная и оформленная с присущим им несравненным драматическим вкусом.

КОННОР МАКНАЙТ: Было ли вам вначале страшно выходить на сцену?

НИК МЕЙСОН: Нет, не очень. Мы были очень недовольны своими концертами, но не слишком напуганы. Мы просто двигались дальше, и дальше, и дальше. Никогда не говорили: «Черт, мы проиграли». Мы просто устало шли за очередной порцией разбитых бутылок.

РОДЖЕР УОТЕРС: Где это было — когда в нашу барабанную установку бросали разбитые пивные кружки?

НИК МЕЙСОН: В Восточном Дирхэме и в Калифорнии в танцевальном зале.

РОДЖЕР УОТЕРС: В Калифорнийском танцзале на нас вылили с балкона массу пива, что было весьма неприятно, да и опасно.

НИК МЕЙСОН: И то, что устроители не позволяли нам пить в баре, чертовски нас злило. Мы всякий раз клялись, что больше не вернемся на сцену, но так и не сдержали слово.

КОННОР МАКНАЙТ: Сколько вы получили тогда?

НИК МЕЙСОН: 250 фунтов, поскольку мы были группой из хит-парада и на нас шли зрители.

РОДЖЕР УОТЕРС: Хотя потом мы опустились почти до сотни.

НИК МЕЙСОН: Нет, мы никогда не опускались так низко, Родж. Может быть, раз или два нам заплатили 135 фунтов.

РОДЖЕР УОТЕРС: Самая плохая штука, когда-либо произошедшая со мной, случилась в «The Feathers Club» в Илинге. Это был пенни, брошенный из толпы и оставивший огромный шрам у меня на лбу. Я потерял довольно много крови. И я встал у края сцены, чтобы посмотреть на того, кто швырнул монету. Я совершенно взбесился и готов был прыгнуть в толпу, чтобы добраться до него. К счастью, в зале оказался один чудак, которому мы нравились, поэтому публика провела вечер, выколачивая из него дерьмо, и оставила нас в покое.

КОННОР МАКНАЙТ: Вы когда-нибудь участвовали в разгромах отелей и подобных вещах?

РОДЖЕР УОТЕРС: Нет.