Телевизор что-то невнятно бормочет в фоновом режиме, глупость очередную. Но я его не слушаю, сижу в своей комнате, с ногами забравшись на кровать, и неотрывно читаю старую, ещё семидесятых годов выпуска, книгу. Эту книгу мой прадед купил, дед Василий. Я его вообще никогда не видела живым, только на фотографиях, он умер за шесть лет до моего рождения. Никогда не видела, но вот, поди ж ты, вспомнила. Так я к нему только дважды в год на могилу прихожу, а тут вот какое дело.

Книга. Он её купил давным-давно, когда меня и в проекте ещё не было. Купил. А вот теперь я читаю её. Читаю, и вспоминаю прадеда Василия, с которым я совсем-совсем не знакома. Ну и что? Зато у меня есть книга, которую он когда-то купил. И теперь я чуть-чуть, совсем немножко, но знаю, каким человеком был мой прадед, хоть я его и не знала.

С кухни приглушённо доносятся голоса. Там мама, папа, дядя Игорь и тётя Света празднуют День Победы. А я свалила оттуда, мне эти все праздники не нравятся, я даже собственный День Рождения отмечаю только по необходимости, самый минимум, чтобы приличия соблюсти. Вообще бы не отмечала, если бы можно было.

Вот и с празднования Дня Победы я слиняла, как только парад закончили показывать по телевизору. Сегодня хоть парад относительно нормальный был, а не как два года назад, когда наш «тандем» парад сидя принимал. Я помню. Такого даже смертельно больной Брежнев себе не позволял. Мама тогда ругалась страшно и плевалась, а мой папа говорил, что он очень удивлён. Удивлён тем, что парад они принимают без пива и попкорна, периодически бегая отливать за угол Мавзолея.

Ладно, как бы то ни было, но сегодня праздник. А я, к тому же, такую замечательную книгу прадеда нашла на верхней полке шкафа. Ой, как здорово он пишет! Телевизор бубнит, но я и не слушаю его, так просто включила первый попавшийся канал для фона. Какое-то ток-шоу для дебилов, что ли, идёт, не разбиралась я.

Неожиданно ухо мне дёрнуло непонятное слово и я, помимо своей воли, начала слегка прислушиваться к тому, что там, на экране, происходит. А слово было такое: «чайлдфри». Наверное, я минут пять тормозила и пыталась понять, что это такое, прежде чем до меня дошло, что сие есть лишь чуть искажённое произношением английское словосочетание «child free», то есть человек, детей не имеющий. Если на русский язык переводить, то ближайшим аналогом, пожалуй, будет слово «пустоцвет».

Какая-то невнятная женщина с экрана вещала, как ей здорово живётся без детей. Во, во, слушайте, что говорит она:

Вообще, вся неприязнь к чайлдфри проистекает из зависти к тому, что они не живут в атмосфере детских экскрементов, а наслаждаются жизнью. И избавлены от проблем, связанных с детьми.

Ага. Точно. Именно так. От проблем избавлены. И от детей тоже избавлены, зашибись. Не, я бы так жить не хотела. Зачем вообще жить, если детей нет, а? Я себе маленького хочу обязательно. Двух маленьких. Двух мальчиков и двух девочек, чтобы скучно не было, вот.

В телевизоре же какой-то мужик из зала со странной тёткой спорить начал. Говорит, что вот это пока Вы молодая и красивая, то так говорите, а когда Вам семьдесят стукнет, то как Вы запоёте в пустой квартире, пусть и с миллионными счетами в банке? Кому Вы нужны тогда будете, а? Ну, насчёт «молодой» мужик явно погорячился, никакая она не молодая, ей уж под сорок, это просто косметика, но мужики это не всегда сразу понимают, мне мама объясняла. А вот «красивая»… Пожалуй, красивая, да. Лет десять назад была, но следы до сих пор сохранились. И всё равно, кому красота такая нужна, если всё в пустоту, не для мужчины любимого? Впрочем, пустоцвет — он пустоцвет и есть.

Вот, книга на коленях у меня. Это книга моего прадеда, он когда-то давным-давно купил её. Но теперь это моя книга. Прадеда нет, а книга — есть. И я его помню, моего прадеда, хоть и не видела его ни разу.