Прадеда нет, а книга — есть. И я его помню, моего прадеда, хоть и не видела его ни разу. Всё равно помню и буду помнить, у меня есть его книга. А что эта? Наверное, наверняка даже, у неё есть личные вещи, в том числе и книги. Но кому, кому она оставит их? Кто станет перелистывать пожелтевшие страницы через два десятка лет после её смерти с мыслями: «Это книга моей прабабки»? Да никто! У неё нет детей — не будет и правнуков! Безумная, больная.
Но эта, с экрана, продолжает упорствовать. Говорит, что «большинство чайлдфри добиваются успеха в жизни именно благодаря тому, что обладают более высокими интеллектуальными способностями». Ну… возможно. Только вот цель у такого человека должна быть воистину эпической, чтобы он добровольно отказался от возможности растить собственных детей. Что-то невероятно колоссальное.
Неожиданно я вспомнила Гитлера, он ведь тоже чайлдфри был, если уж на то пошло. Но у него была Цели Жизни. Ошибочная, ложная, но всё равно Цель. Цель, к которой он стремился и ради неё отказался от возможности оставить собственное биологическое потомство. Только я вот что-то ну очень-очень сильно сомневаюсь, что дама с экрана потянет хотя бы на сотую долю мощи таланта Гитлера. Пупок у неё развяжется.
Н-да. Но она упорствует. Одной, без детей, ей проще, легче. Она одна, сама себе хозяйка. Делает то, что хочет. Просто «попрыгунья-стрекоза», иначе и не назвать её. Хотя нет, можно и иначе, я полчаса назад читала такое. Ну-ка, где тут это в моей книжке? Ага, вот, нашла:
Звонок в дверь, кто-то пришёл. Кто бы это мог быть, мы сегодня и не ждали больше никого. Мама открыла, какой-то тихий разговор в коридоре, а затем дверь в мою комнату отворилась и моя мама сказа мне: «Лена, к тебе тут мальчик пришёл».
Захлопнув книжку я встала, поправила свой халат, и вышла к гостю. Чего? Нафига он-то припёрся? И откуда вообще мой адрес знает? Я так удивилась, что не смогла выдавить из себя ничего другого, кроме банального: «Чонадо?»…
Интерлюдия IX-1
— …этот чёртов голландский! Не хочу! Надоел он мне!!
— Не дерзи! — немедленно возмущённо взвивается мой переводчик.
— Не стану больше учить эту муть!
— Станешь. Станешь, Саша, иначе как ты собираешься общаться со своими родителями? Как ты в школу станешь ходить?
— Эти пидарасы мне не родители, а в школу я буду ходить в русскую, а не в голландскую.
— В Амстердаме нет русских школ.
— А я и в Амстердам никакой не собираюсь, не поеду я туда!
— Это решать не тебе, Саша. И потом, отчего тебе не нравится Амстердам? Очень культурный старинный город. Чрезвычайно красивый, я был там много раз.
— Ага, «культурный». И толпы пидарасов на улицах.
— Саша! Прекрати употреблять это нехорошее слово! Прекрати, или тебе опять придётся принимать лекарства для снижения уровня немотивированной агрессии.
— Не надо лекарства, я с них дурею.
— Тогда веди себя хорошо и будь послушной.
— Почему Вы обращаетесь ко мне, как к девочке?
— Оговорился. А Амстердам действительно очень красив, это одна из самых красивых столиц Европы, можешь мне поверить, я много где побывал.
— Всё равно Ленинград лучше, я в Ленинград хочу.
— В Санкт-Петербург? Пфф! Жалкая, неудачная пародия на европейское великолепие. Там я тоже был и могу уверенно утверждать, что до уровня Европы Петербург не дотягивает.
— А что мне на Европу равняться? Плевал я на всю эту Европу, мне своя страна дороже.
— Саша, Европа — это культурная колыбель всей человеческой цивилизации.
— А мы зато всю эту «колыбель» в дымину разнесли. |