|
А какие были глаза у Агнии в эту минуту – так и смотрят прямо в душу! Аннушка вся дрожала, не смея шевельнуться.
– И она его тоже ждет… – уже шепотом говорила Агния. – Лестно такого сокола приголубить. Другие-то бабы завидовать будут… И у ней свои слова найдутся. Сейчас-то ничего не понимает, а тогда вся заговорит… А дальше… Агния откинулась, точно проснулась от тяжелого сна. Лицо было такое бледное, глаза потемнели, на губах судорожная улыбка… Аннушка замерла от страха. – Агния, будет… – Х-ха, испугалась, смиренница!.. Хочешь, я вот сейчас со стены прыгну?.. Не бойся, никуда не прыгну… В свою келью Агния возвращалась, точно пьяная, и даже шаталась на ходу. Аннушке сделалось жаль ее. – Зачем ты так себя расстраиваешь, Агния? Агния посмотрела на нее безумными глазами и захохотала. – Уходи от меня, – шептала она. – Ты ничего не должна знать, что будет дальше… Уходи!
VII
Целый год об Егоре Иваныче не было ни слуху ни духу, – точно все в воду канули. Раз только была засылка к матери Анфусе от честного старца Мисаила через прохожего странного человека, пробиравшегося по раскольничьим делам в мать-Расею. – Наказал больно тебе кланяться, мать Анфуса, – повторял странник в десятый раз. – Ну, еще-то што?.. – А еще наказывал, штобы вы не беспокоились и што все идет правильно. – Да ты говори толком: где Егор-то Иваныч? Он у нас ни в живых ни в мертвых… – Вся партия в тайгу ушла еще с зимы; ну, а летом оттуда ходу нет ни конному, ни пешему. Не близкое место: сотен на шесть верст от ближнего жилья. Тунгусишки сказывали, што быдто видели партию и соследили ее по зарубкам в лесу… Так и было неизвестно ничего, пока на Увек в скит не приехал сам Лаврентий Тарасыч Мелкозеров. Гордый был человек и редко посещал обитель, а тут приехал и прямо к игуменье. – Каково, честная мать, поживаешь?.. – Живем, Лаврентий Тарасыч, пока бог грехам терпит… Стара была мать Анфуса, а все-таки догадалась, что неспроста наехал толстосум. Поговорит-поговорит и замолчит, точно ждет чего. Так и не могли разговориться по-настоящему. Уходя, Мелкозеров спохватился: – Мать честная, у тебя живет Яков-то Трофимыч? – Ох, у меня, милостивец… – Давно я собираюсь его проведать, да все некогда… А прежде-то дружками были. Ну, как он у тебя? – Да все так же… Ты бы зашел к нему, Лаврентий Тарасыч. Убогого человека навестить подобает… – Некогда мне, честная мать. Дела у меня: помереть некогда. Вот до тебя еле удосужился… – А ты послушай старуху, не погордись, сходи… Мелкозеров поломался для прилику, а потом согласился. – Уж только для тебя, честная мать, а то и дыхануть некогда. Хитер был Лаврентий Тарасыч, а перехитрить честную мать не сумел. Поняла она, зачем он приехал: дошли какие-нибудь слухи из тайги, – не иначе. То-то Яков Трофимыч вдруг понадобился. Провожать старика игуменья послала Аннушку и шепнула, чтобы та осталась на всякий случай у Агнии и послушала, о чем будут толковать старики. Со слепцом Мелкозеров повел ту же политику и долго ходил кругом да около, а уж потом проговорил: – Плакали твои-то денежки, Яков Трофимыч… – Какие денежки? – А которые отправил в тайгу закапывать. Егор-то Иваныч на старости лет немного из ума выступил, а Капитошка и всегда прямым дураком был… Не положил, видно, не ищи. |
