И Колдер прервал свой внутренний монолог, обратясь к Вероне:

– Я знаю, что вам немного поможет. Не надо лелеять мечты о художнике. И не надо хранить тайную веру в то, что он и ваше прошлое было более замечательным, чем ваше настоящее с Форбсом. Насколько я знаю этих художников, особенно гениальных, они причиняют много страданий своим близким. Вас извела бы ревность. Вы никогда бы не чувствовали себя в безопасности. И никогда не были бы первой в его душе, потому что его искусство всегда будет для него на первом месте. В любом случае у вас была бы с ним суровая жизнь. С Форбсом же просто. И он балует вас. Делитесь со мной иногда. Достаньте свои краски. Рисуйте. Будьте доброжелательной и заботливой, смотрите на жизнь проще. Все идет не так, как вам хотелось бы. Делитесь всеми своими сомнениями – пока не научитесь говорить о Стефане Бесте спокойно, а не падать в обморок при его имени или при встрече с кем-нибудь в таких же, как у него, очках.

Колдер улыбался, придерживая очки рукой.

Верона тоже улыбалась и даже попыталась засмеяться.

– Не смешите меня, – сказала она жалобным тоном.

– О, но я хочу слышать, как вы смеетесь. И я хочу, чтобы в конце празднества вам было лучше, чем в его начале.

– Я буду. Вы были так добры ко мне. Я не могу выразить, как много вы для меня сделали.

С вами я стала сама собой.

– Не об этом ли я вам и говорил? Перестаньте мучить себя воспоминаниями. Посмотрите на ваши проблемы со стороны. Не пытайтесь играть какую-то роль, а ведите себя естественно.

– Но я не смогу быть всегда откровенной с собой или с Форбсом. Я не смогу ему рассказать о том, о чем рассказала вам. Не могу дать ему почувствовать, как я здесь иногда несчастна.

– Хорошо. Приходите ко мне. Мы сможем обо всем поговорить. Я буду рядом, если в этом будет необходимость.

Глаза Вероны сверкнули.

– Спасибо, огромное спасибо. Это просто замечательно, что вы здесь, полковник Колдер. Я уверена, что теперь все станет по-другому. Вы просто прелестны.

– Дитя мое, я просто старый доктор, не имеющий никаких творческих наклонностей, как и Форбс. Я люблю работу, гольф и хорошие шары. Очень материалистичен. Конечно, больше, чем он, видел жизнь и знаю немного больше, что происходит в сердце мужчины и женщины. Я привык иметь хорошую репутацию, я немного разбираюсь в живописи. У меня был брат, который прекрасно рисовал. Я, кажется, положил пару его набросков в чемодан. Я взял их с собой, чтобы повесить в своей квартирке. Вы скажете о них свое мнение. Я посмотрю на ваши и тоже критически оценю их.

– О! – воскликнула Верона. – Это будет весело.

– Что же касается моего имени… Забудьте, что я Стефан. Называйте меня Док. Меня все так называли в Индии.

– Спасибо, Док. Я так благодарна. Колдер помог Вероне встать.

– Может быть, я стар, чтобы быть вашим отцом, но ваш муж начнет искать свой револьвер, если я тут же не приведу вас назад. А то будет скандал, деточка. Вы понимаете это? Я не провел в Фэйде еще и двадцати четырех часов, а уже позволил прекрасному созданию бросить тень на мою репутацию.

Верона засмеялась. Стефан Колдер услышал в ее голосе беззаботность. Он положил руку ей на плечо.

– Пойдемте, я хочу посмотреть, как вы танцуете со своим прекрасным мужем. И хватит бесполезных сожалений и самокопаний. Док – отныне ваш отец-исповедник.

– Док – новый и замечательный друг, – сказала Верона и добавила:

– О, вы так похожи на Стефана. Это невероятно.

– Это вы – нечто невероятное и удивительное.