То примет полотно,

Во что себя художник превращает.

И башню не сгибает

Река, что издалека протекает.

Богатства подлы низкие желанья,

Но где предел стяжанья?

Все золотое манит нас руно.

Дух истиннолюбивый и прямой

Все тот же и с мошною, и с сумой.

"Не стать мужлану мужем благородным -

Его отец не знатен",-

Твердят всечасно. Этот взгляд превратен.

Вступают люди в спор

Сами с собой, но смысл им непонятен.

Им кажется природным,

Что только время делает свободным

И знатным. Этот вздор

С упрямством защищают до сих пор:

"Мы знатны все, или мы все мужланы.

Коли не так -- то вечен род людской".

Но с мыслию такой

Не соглашусь. Поймите, нежеланны

Для христиан обманы

И домыслов смущающих туманы.

Так вот, отвергнув лживое ученье,

Скажу я в заключенье,

Чтоб обрести достойных мыслей строй,

О знатности -- как в этот мир сошла

И благородных каковы дела.

От корня одного берут начало -

В них обещанье рая -

Все добродетели, нас побуждая

Идти в лучах светил.

И Этика, премудрость отражая,

Как истину -- зерцало,

Нам только в середине указала

Игру свободных сил.

Так благородства свет предвозвестил

Нам добродетель; подлое деянье

Таит лишь зло, досаду и печаль,

Но светит нам мораль

И благородства радостно сиянье;

И в них одно звучанье

В честь одного истока мирозданья.

Одно ль, другое тайно производит

Иль каждое восходит

К началу третьему? Поймешь едва ль.

Но добродетель выше и ценней,

Чем благородство,-- так сужу о ней.

Где добродетель, там и благородство

(Обратный ход неверен!).

Так, где звезда, там небо, но безмерен

Без звезд простор небес.

Тот в юной даме, кто Амору верен,

Увидит превосходство

Стыдливости, не крепости,-- господство

Совсем иных чудес.

И как темно-пурпурный не исчез

Цвет в черном, но от черного родится,

Так в благородстве крепости исток.

И чтоб никто не смог

Наследным благородством возгордиться

(Как если б воплотиться

Полубожественный в нем дух стремится!),-

Скажу, что благородство нам дарует

Лишь Бог. И тот ликует,

Дары приняв, кто низость превозмог.

Но семена бросает Божество

Лишь в гармоническое существо.

Душа, украшенная даром Бога,

До смертного предела,

С тех пор как узы ощутила тела,

Таиться не вольна.

Она нежна, стыдлива и несмела

У юности порога;

Прекрасная, она взирает строго,

Гармонии полна.

Созрев, она умеренна, сильна,

Полна любви и в нравах куртуазна,

Верна, как меч, висящий у бедра;

А в старости -- щедра

Предвиденьем, и мудростию властна,

И, радуясь, согласна

О благе общем рассуждать бесстрастно.

Достигнув дряхлости, она стремится

С Всевышним примириться,

Как надлежит, близ смертного одра,

Благословив былые времена.

Но с многих глаз не спала пелена.

Ты, против заблуждающихся, в путь

Отправься; не забудь,

Канцона, там, где дама,-- в вышнем круге -

Все рассказать о должности твоей.

Ты, верно, скажешь ей:

"Я о твоем благовествую друге".

I. Любовь, по единодушному мнению рассуждавших о ней мудрецов и согласно тому, что мы на опыте постоянно видим, есть узы, которые сочетают и соединяют любящего с любимой особой; недаром Пифагор говорит: "В дружбе из множества возникает единство"1.