— Угу, — промурлыкал Ольф. — У меня да не получится. Не было еще такого.

Витька выхватил листок у него из рук. Ольф подмигнул мне и потер ладони. Витька стал читать — и вдруг отшвырнул листок и выругался.

— Смотри, — сказал он мне, — что этот болван нацарапал.

Я взял листок и прочел:

Я засмеялся. Витька с удивлением посмотрел на меня и в сердцах сплюнул:

— Тьфу, шизофреники…

— Дитя мое, — наставительно сказал Ольф, — тебе явно не хватает чувства юмора, красоты и гармонии. Ты совершенно напрасно так пренебрежительно отнесся к моему шедевру. — Он взял у меня листок и бережно разгладил. — Ты забыл старое мудрое изречение — гони природу в дверь, она влетит в окно. Если природа нашей теории не желает выражаться в гениальных уравнениях, она выразилась в этих четырежды гениальных строчках. Разве ты не видишь, что эти стихи с изумительной точностью воспроизводят суть не только нашей работы, но и всей теории элементарных частиц? Разве в этой теории меньше бессмысленного, чем в моих строчках? Ты ничего не понимаешь ни в науке, ни в искусстве. Да эти стихи, если хочешь знать, надо положить на музыку, сделать официальным гимном и исполнять перед началом заседаний Ученого совета! И это будет!

Ольф взял гитару и стал подбирать аккомпанемент. Потом он не раз исполнял свой «шедевр», а Витька бесился и грозился проломить Ольфу голову…

Я сидел, не замечая времени, и очнулся от вопроса Алины:

— Кайданов, что у вас?

— Я не сделал графики.

— Покажите.

Я показал ей свои записи. Алина стала бегло просматривать их и, кажется, думала о чем угодно, только не о моей задаче. Она даже не стала сверять мои цифры с записями в своей тетради, расписалась и сказала:

— Графики покажете потом.

— Хорошо, — сказал я, даже не обрадовавшись тому, что она не заметила моей халтуры.

Пожалуй, на физфаке ни о ком не рассказывали столько потрясающих легенд и анекдотов, как об Ольге. Если собрать все россказни и разделить их на две группы по принципу «черное — белое», то получилось бы вот что. Из рассказов «черной» группы, а таких было большинство, следовало, что Иванова — человек совсем никудышный, без царя в голове, несусветный лодырь и скандалистка, она может мимоходом, без всякого повода оскорбить любого, кто не пришелся ей по вкусу, она у всех занимает деньги и никогда не отдает их, а у родителей шикарная квартира и дача… Из рассказов же «белой» группы всякий непредубежденный человек наверняка заключил бы, что Ольга — человек талантливый и оригинальный, бесконечно добрый и отзывчивый, по-настоящему красивый и вообще — человек что надо.

Для Ольфа и Дмитрия Ольга была человеком что надо.

Они в один год поступили в университет, но учились в разных группах и до второго курса не были по-настоящему знакомы. Ольф и Дмитрий немало слышали о ней, видели ее картины и рисунки, были как-то вместе в одной компании, здоровались, встречаясь в коридорах, но дальше дело не шло, хотя Ольф как-то и выразился, что неплохо было бы познакомиться с этим феноменом поближе.

«Феномен» однажды сам явился к ним в первом часу ночи.

Она заявилась и сказала:

— Привет, мальчики. Вы еще не собираетесь спать?

— Да вроде нет, — растерянно сказал Дмитрий.

— Тогда я с вами немного поболтаю.

Сейчас Ольф уже не мог вспомнить, о чем они говорили тогда. Вероятно, о живописи, хотя Ольга могла говорить о чем угодно, и говорить интересно. Но по-настоящему с увлечением она могла говорить только о живописи. Вероятно, Ольга знала все обо всех художниках, когда-либо живших на свете, потому что, сколько бы она ни рассказывала о них, оставалось впечатление, что она говорит новое и неизвестное.