В другом углу молчала, уныло созерцая свои стаканы, какая-то пара.
— Ну, давай, Олли!
— Поехали.
Один из членов муниципалитета медленно прошаркал в мужскую уборную.
Да, прыщик действительно назревал. Я теребил его в долгом молчании.
Член муниципалитета медленно пришаркал обратно. Минуя миссис Минайвер, что-то бормотнул касающееся погоды. Она с бодрым смехом раскрючилась и скрючилась вновь.
Эви схватила и залпом осушила стакан.
— Еще, пожалуйста, миссис Минайвер!
— Стой, Эви, — давай я...
— Нет.
Пришаркавший из уборной откинулся в кресле, ладонь рупором к уху.
— А? Громче, Джим!
— ... Пока мы не упустили контракт!
— А-а. Да.
Эви уперла подбородок в ладони, тряхнула гривой, повернулась ко мне.
— А неплохо мы жили, да, Олли?
Я механически хохотнул. Эви выпила еще виски с содовой и сказала, как бы набравшись храбрости:
— Да. Неплохо. Хорошо жили. И теперь вот... Как вспомнишь...
Я допил свое бледное пиво и оглядел ножки Эви в чулках. Очень ничего себе ножки. Я протянул пустой стакан миссис Минайвер, она мне опять налила. Бледное пиво было очень ничего себе.
Эви продолжала:
— Все же, кто вместе рос — мальчишки, девчонки...
И послала в мою сторону луч — лукавый и томный одновременно. Я засмеялся и хлебнул как следует бледного пламени. Я тоже кое-что вспомнил и зябко почувствовал, что нельзя пускать события на самотек.
— А Роберт, Эви! Про Роберта не забудь.
Томность утонула в лукавстве.
— Бобби! Моя первая любовь!
Я хлебнул еще, вспомнил малолитражку мисс Долиш и поперхнулся.
— Еще, миссис Минайвер, пожалуйста!
— И мне.
Эви примолкла, глядясь в зеркало за стойкой. Она была очень ничего себе.
— Во вторник.
— Что, Эви?
— Во вторник уезжаю. — Искоса сверкнула на меня улыбкой. — Пока что — передышка. — Схватила стакан, опрокинула. — Еще, пожалуйста!
— Поехали!
— Сперва надо кой-кого повидать, конечно.
— Тебе?! Кого это?
Меня осенила блистательная идея. Я осклабился.
— Кстати, а как Фредди Уилмот?
Эви некоторое время молчала, глядя в стакан. Потом выпила, поставила стакан со стуком.
— Я только из Швейцарии, с боссом своим туда ездила.
Я сверхзначительно осклабился.
— Ну а этот — как?
— Патрик — лапочка. Все говорят. Я его обожаю.
Она вдруг захихикала. Десять секунд — и куда подевалось томное лукавство. Передо мной сидел бесенок. Эви Старого моста.
— Он — все отдать, да мало. Ну прям замечательный!
Высокий табурет качнулся, она уцепилась за стойку.
— Поехали!
— Вздрогнем!
— Пошли заглянем к твоим родителям.
— Ты это брось, Эви.
— Или к доктору Джонсу. Вот мужчина! Надо к ним заглянуть.
— Не думаю.
— Оно и понятно, что в Стилборне столько баров. А то как бы... Жалко, тут Патрика нет. Еще, пожалуйста!
— Прям замечательного.
Эви хихикнула громко.
— Он в постели замечательный. Все говорят.
Разгоряченный жидким бледным пламенем, я не мог уступить ей пальму первенства в нашем состязании остроумии.
— А на самом деле?
Но я, оказывается, плохо знал Эви.
— И на самом деле, — сказала она. |