Скорее всего, Соня помогала ему выбирать.
Вика тут же напялила присланный ей модный прикид и стала крутиться у зеркала:
– На нашей улице перевернулся грузовичок с ништяками! Рыбный то чёткий! Через полгода притащился, как обещал.
А у Вали было чувство, словно приехал красивый богатый младший брат, которого придётся опекать, потому что старшая, потому что местная. И надо найти ему невесту, ведь жаль, если попадёт в плохие руки.
Свен позвонил на следующий день:
– Я имею отличный офис, но не имею помощница. Делал разговор к тебе, Валья?
– Помню разговор. И помню, что тебе ответила.
– Сказала про человек. Он тебя позвать?
– Да.
– Ты есть его жена? – спрашивал так чётко, словно речь шла о сортах и количестве покупаемой рыбы.
– Нет. Он женат. Он политик.
– Он имеет любовь к жена и карьера, а не к Валья? – подчеркнул Свен, и это резануло по сердцу. – Когда мы будем семья, не станешь делать любовь к другой мужчина.
– Люблю его как сумасшедшая!
– Хочу делать встреча с ним, с политик, – попросил Свен.
– Я ему сказала, что ты старый, толстый и не говоришь по русски, – засмеялась Валя.
– Это будет приятно, что ты делать отказ не старый и говорю по русски. – ответил Свен. – Мне хорошо спросить с этот политик о таможня. Я хотел делать как закон, но русский партнёр сказал, как закон нельзя.
Валя была бы рада их познакомить, но Горяев не появлялся. Правда, стал звонить: коротко и нежно говорил, что соскучился, что вот вот будет посвободней. И прислал в кабинет водителя Славу с корзиной роз. Пришлось снова соврать Маргарите, что это от благодарного больного.
Перед сном Валя мечтала: хорошо бы Горяева выгнали из депутатов и они бы ежедневно встречались. Не на госдаче, не в Белом доме, а гуляя по парку или по Ленинским горам. Его бы никто не узнавал в тёмных очках, и никому бы не было до них дела.
А Свен теперь ежедневно звонил, придумывая вопросы о московской жизни, на которые мог бы ответить сам. Да и вопросы были из жизни богатых, и Валя растерянно отвечала: «Я там не была! Я так никогда не пробовала! Зачем выбрасывать деньги, лучше купить на рынке».
И наконец решила, что пригласить Горяева домой для знакомства со Свеном – отличный повод позвонить самой. Ведь она стеснялась звонить ему сама. Виктор сперва удивился, потом посоветовался с секретаршей и назвал день и час встречи.
Свен обрадовался, на его красивом лице нарисовалось: познакомлюсь, решу проблему. Женитьба на Вале казалась ему не большей проблемой, чем, например, отсутствие в московских антикварных бронзовых ламп, подходящих под его гостиную.
Валя, Вика и мать сели писать «концепцию» приёма высоких гостей.
– Салат «Оливье»! – произнесла мать как заклинание.
– Ма, ну, не Новый год, – возразила Валя.
– Бабуль, чушь на входе даёт чушь на выходе, – включилась Вика. – Пиши: салат французский – шампиньоны, рис, кукуруза, сладкий перец!
– Кто ж этим людей кормит? – возмутилась мать, – Кукурузу свиньи да утки едят, а рис – детишки от поносу!
– Ма, надо выпендриться. Оба отродясь таких квартир не видели.
– Квартира не хуже других, – обиделась мать. – Окна протереть насвежо. Занавески подкрахмалить. Шарику бант привязать. Новый куплю, шёлковый. Ложки зубным порошком подчистить. И Ельцина, доча, принимать можно!
Пригласив Виктора и Свена домой, Валя, с одной стороны, чувствовала себя беззащитной, как в гинекологическом кресле, и для поддержки позвала Юлию Измайловну. С другой стороны, было важно ткнуть ухажёров носом в то, что она в их понимании нищая, но деньгами её не купишь. |