Капитан Максвелл был старым знакомым мистера Уитерингтона и не раз обедал у него в доме вместе с миссис и мистером Темплмор. Узнав от негров имена их хозяев, он тут же догадался, к кому их надо направить.

— Клянусь кровью моих предков, сегодня вечером они будут здесь! — воскликнул мистер Уитерингтон. — И мне не надо никуда ехать. Что же делать? Мэри должна подготовить для них комнату, слышишь, Уильям? Кровати для ребенка и двух чернокожих.

— Да, сэр, — отвечал Уильям. — Но где разместить чернокожих?

— Где разместить? Мне все равно. Одна может расположиться у поварихи, вторая — в комнате у Мэри.

— Слушаюсь, сэр. Я передам им это, — молвил Уильям, быстро удаляясь и заранее радуясь переполоху, который возникнет на кухне.

— Если позволите, сэр, — заметил Джонатан, — среди негров, как я понял, есть один мужчина.

— Хорошо. Что же дальше?

— Дальше, сэр, то, что ни одна женщина из прислуги не захочет разделить с ним свою спальню.

— О, муки Уитерингтонов! Это действительно так! Тогда возьми его к себе, тебе-то черное нравится.

— Но только не в темноте, сэр, — отвечал Джонатан мрачно.

— Тогда помести их вместе в одной комнате, и дело с концом!

— А они женаты, сэр? — спросил дворецкий.

— Черт их побери! Откуда мне знать? Дай мне позавтракать, а об этом мы поговорим позднее.

Мистер Уитерингтон занялся яйцами и булочкой со всей возможной торопливостью, не сознавая, что, собственно, он ест, — так сильно смутило и ошеломило его сообщение о неожиданном приезде гостей. Ему хотелось обдумать в спокойной обстановке, что с ними делать. После второй чашечки чая он откинулся в своем кресле, удобно расположился в нем и повел сам с собой следующий разговор:

«О, кровь моих предков! Что я, старый холостяк, должен делать с малышом, его кормилицей, которая черная, как туз крестовый, и вдобавок с этим черным парнем? Отправить их туда, откуда они прибыли? Да, это было бы самым правильным. Но ребенок! Каждое утро ни свет ни заря он будет с криком просыпаться, каждый день мне нужно будет целовать и забавлять его — вот уж удовольствие! И к тому же эта чернокожая, с ее толстыми губами, которая то и дело будет подсовывать ребенка мне. А так же без понятий, как корова, будет засовывать ему в рот перчинку, если у него заболит животик. А у детей всегда болят животики! Бедная, бедная кузина! Что же стало с ней и ее вторым ребенком? Мне хотелось бы, чтобы это прекрасное создание спасли, тогда она сама заботилась бы о своих детях. Я даже не знаю, что мне делать. Пригласить сестру Мэгги? Но та наделает шуму, а я его не могу переносить. Нет, надо еще подумать».

В этом месте размышления мистера Уитерингтона были прерваны стуком в дверь.

— Войдите! — закричал он.

Вошла кухарка с таким красным лицом, как будто она готовила обед на двадцать человек, и без обычного чистого передника.

— С вашего позволения, сэр! — произнесла она, поклонившись. — Позаботьтесь теперь о другой кухарке.

— Хорошо! — отвечал мистер Уитерингтон, злясь на то, что ему помешали.

— И если позволите, сэр, я бы уже сегодня хотела уйти. Дольше я, конечно, не могу оставаться.

— Идите к черту, если вам это нравится! — отвечал мистер Уитерингтон. — Но сейчас оставьте меня и закройте за собой дверь!

Кухарка вышла, и мистер Уитерингтон снова остался один.

— Будь проклята эта старуха! Какой бес в нее вселился? Она, я думаю, не хочет готовить для негров. Наверное, это так!

Размышления мистера Уитерингтона вновь были прерваны стуком в дверь.