Лицо Гая было напряженным, застывшим. В нем чувствовалась непреклонность. Блисс понимала, что никакие слова не заставят его вновь поверить ей. И все-таки под этой застывшей маской проглядывала боль – чудовищная, нечеловеческая боль, – несмотря на все старания Гая скрыть ее. Казалось, эта боль будет теперь с ним до конца, до самой смерти. В сторону Блисс он старался не смотреть, словно ему невыносимо было видеть ее лицо.

– Куда ты идешь? – чуть слышно спросила Блисс, когда Гай оделся и направился к двери.

– Не знаю. Просто здесь я не могу оставаться. Мне поднять слуг, чтобы они присмотрели за тобой? Или ты сегодня уже не побежишь к своему Фолку, как только за мной захлопнется дверь?

Блисс низко опустила голову, словно груз его слов оказался непомерным.

– Я уже сказала, все это совсем не то, о чем ты думаешь. Не уходи. Позволь мне все объяснить. Тогда ты поймешь, почему...

– Я задал вопрос, Блисс. Мне стоит разбудить слуг?

– Нет. Никуда я не денусь. И никогда не собиралась покидать этот дом.

Гай коротко кивнул.

– Отлично. Счастливо оставаться.

– Подожди! Когда ты вернешься?

– Не знаю.

И он ушел, даже не оглянувшись.

16

Джеральд Фолк посмотрел прямо в глаза капитану городской полиции Нового Орлеана, решительно стук-пул кулаком по столу и повторил:

– А я говорю вам, что все это чистая правда! Виконт Хантер на самом деле известный пират по имени Охотник. Правая рука Жана Лафитта и большой человек в их проклятом Братстве.

– Ваше заявление очень серьезно, мистер Фолк, – заметил полицейский капитан. – Вы можете чем-нибудь подкрепить ваши показания?

– Он был опознан двумя матросами. Они узнали в Хантере знаменитого пирата – того самого, что нападал на корабли у побережья Америки: Уверяю вас, капитан Фарго, виконт Хантер и пират по имени Охотник – одно лицо!

– И где же они, эти ваши свидетели? – не скрывая насмешки, спросил Фарго.

– Они... э-э... вряд ли они захотят появиться на людях. Но у Охотника было немало жертв, и любой человек, когда-либо видевший его, подтвердит, что он носил на правом глазу черную повязку. В точности так же, как и виконт! Вам этого недостаточно?

– А мне говорили, что виконт был ранен в сражении с Наполеоном, – возразил Фарго. – Нет, мистер Фолк. Я не могу арестовать человека по подозрению в пиратстве на основании столь ненадежных улик. Мало ли на земле кривых людей? И каждый носит на глазу повязку. Что же теперь, арестовать их всех подряд? Поймите же, речь идет о виконте, уважаемом в городе человеке, и я не стану попусту тревожить его. Тем более что у него здесь столько друзей: все деловые люди города так или иначе связаны с виконтом. Нет, не стану я совать голову в эту мышеловку. А что, если виконт невиновен? Он же тогда меня со свету сживет! Вот если у вас будут убедительные доказательства его вины, тогда другое дело.

– Вы совершаете большую ошибку, капитан! – в ярости воскликнул Фолк. – Попробуйте хотя бы документы у него проверить – у этого фальшивого виконта!

– Еще раз говорю: у меня нет оснований для задержания виконта Хантера. Повторяю, что, если бы у меня были веские доказательства его вины, я бы его арестовал. Но пока это все только слова. А теперь извините, у меня много дел.

Фолк сидел молча и неподвижно, красный от душившей его ярости.

– А какого рода доказательства вы сочли бы достаточными? – хмуро спросил он наконец.