Их голоса становились всё более громкими, а речи всё более витиеватыми, точь-в-точь как на сцене — или на пиратском корабле, где бравада, показные угрозы и полеты фантазии были нормальным, обыденным явлением.
Исподтишка наблюдая за ними, Артия видела, как они важно расхаживают по палубе в своих кричаще-ярких нарядах, щеголевато положив руку на рукояти кортиков. Но это оружие, впрочем, как и пистолеты у них за поясами, было бутафорским. И грозного вида не имело.
Проходить мимо Бриг-Тауна, как назло, пришлось воскресным утром. На берегу развевались красно-желтые транспаранты с хорошо заметными надписями: «Приветствуем „Пиратский кофе“!».
Пираты, завязавшие с рекламой, ругались и ныли. Чуть не разгорелась еще одна драка, но Артия прибегла к любимому приему матери, и штаны Вускери свалились на палубу. Пришлось Соленому Питеру пришивать к ним новые пуговицы.
И только Честный Лжец с радостью окунулся в новую жизнь.
Эбад оставался замкнут и непроницаем, хотя безупречно исполнял роль первого помощника.
Феликс держался в стороне, отказываясь принимать участие в чём бы то ни было. Он только пел для них, когда его просили, да рисовал портреты, а они с удовольствием позировали.
— Только мы с тобой, малыш, — говорила Артия Планкветту.
Иногда она спрашивала себя, а не разбегутся ли они все в Портовом Устье. Если даже Свин удрал с корабля…
— Смотрите, совсем как настоящий, — насмешливо заметила Артия.
Ее спутники с интересом разглядывали порт, его круглую гавань и длинный волнорез, увенчанный маяком, неприступным, словно крепость. Морская гладь была усеяна кораблями, стройными и стремительными, и даже издалека было видно, как они сверкают чистотой и свежей краской. Паруса были спущены или надежно зарифлены. Корабли мягко, как колыбельки, покачивались в объятиях зимнего моря, прозрачного, как летом, и темно-синего, как глаза Феликса Феникса. Повсюду, словно белые хлопья в синем небе, кружили чайки.
«Этот город мне знаком, — думала Артия. — Я здесь бывала. Они наверняка скажут, что это не так. Но даже если я всего лишь нарисовала его в своем воображении — он всё равно мне знаком!»
Между ними и портовой гаванью лежал небольшой островок под названием Остров Пряностей. На нём теснились склады, и вечерний ветерок доносил аромат имбиря, корицы и гвоздики — вот, наверное, почему пышный эскорт из чаек, любительниц кофе, начал дружными рядами покидать «иратс ко» и, присоединившись к другим птицам — голубям и воронам, — закружил над плоскими крышами пакгаузов.
— Пристанем к острову, — сказала Артия.
Возле Острова Пряностей уже стояли на якоре несколько суденышек, меньших по размеру и более потрепанных, чем величественные корабли в гавани.
— А дальше что? — поинтересовался Уолтер.
— Я и двое из вас, — ответила Артия, — возьмем небольшую шлюпку и отправимся в город. Вон там, видите, несколько лодочек сохнут на берегу…
— Но это же воровство!
— Почему? Мы же ее вернем!
Уолтер замялся.
— Но…
— А ты, Соленый, сядешь на весла.
— Но я никогда не греб… правда, Артия…
— Греб. На сцене.
— Успокойся, Уолт, — неожиданно выступил вперед Эбад. — Артия, я отвезу тебя на берег.
Их глаза встретились. Артия кивнула.
— Идем к берегу, ребята. Под прикрытием темноты высадимся на Острове Пряностей.
Все повиновались. Они слышали и исполняли такие приказы тысячи раз, хоть это было и не в море.
Артия подошла к Феликсу, который стоял поодаль, задумчиво глядя на Портовое Устье. |