Удобная кровать, стол, несколько стульев из легкого бамбука, китайские вазы и ширма, изящная золоченая лампа составляли ее обстановку. На стенах висело много оружия — европейского, индийского, малайского, борнезийского.
«Превосходно, — прошептал португалец, потирая себе руки. — Мой друг Джеймс Брук обходится со мной, как с настоящим лордом. Скоро ты увидишь, мой дорогой, что за птица лорд Велькер. Но, Янес, будь осторожен! Ты имеешь дело со старой лисой».
В это мгновение снаружи раздался свист. Португалец вздрогнул от неожиданности.
«Каммамури, — сказал он себе. — Это неосторожно!»
В ЛЕСАХ
«Маратх более хитер, чем я думал, — прошептал Янес. — Похоже, он устроился снабженцем на руднике».
Достав сигарету, он закурил. Маленькая вспышка пламени тут же привлекла внимание Каммамури.
«Он заметил меня, — сказал Янес. — Но не двигается. Понимает, что надо быть осторожным».
Он сделал ему знак рукой, потом вернулся в комнату и открыл ящик стола. Там были листы бумаги, чернильница, перо и пухлый кошелек, который издавал приятный металлический звон.
«Мой друг раджа позаботился обо мне, — сказал португалец, смеясь. — Здесь немало блестящих гиней».
Он вынул лист бумаги, оторвал небольшой клочок и написал мельчайшими буквами:
«Будь осторожен, внимательно следи за всем вокруг. Жди меня в китайской харчевне».
Он свернул записку и снял со стены длинную цилиндрическую трубку с раструбом на конце, так называемый «сумпитан» — страшное оружие, которым даяки на шестьдесят шагов мечут отравленные стрелы.
— Я тоже не ударю в грязь лицом, — сказал португалец, осматривая оружие.
Он взял стрелу, надел на нее записку и вставил в сумпитан. Приложил трубку ко рту и сильно дунул. Стрела вмиг долетела до маратха, который проворно подобрал ее и оторвал бумажку.
«А теперь пора прогуляться», — сказал Янес, видя, что Каммамури удалился.
Он забросил за спину двуствольное ружье и вышел, почтительно приветствуемый часовым.
Пройдя улицы и улочки, по сторонам которых возвышались на столбах хижины, под которыми, распространяя нестерпимую вонь, расхаживали свиньи, дремали собаки и прыгали обезьяны, он менее чем за четверть часа добрался до харчевни. У двери ее стояла привязанная лошадь маратха.
«Приготовим гинеи, — подумал португалец. — Предвижу бурную сцену».
Он заглянул в харчевню. В углу, перед миской риса сидел Каммамури; а за стойкой, в очках с затемненными стеклами, стоял трактирщик, царапая что-то на большом листе бумаги ручкой внушительных размеров. Китаец, без сомнения, был занят составлением счетов.
— Эгей! — закричал португалец, входя.
Трактирщик вздрогнул и поднял голову. Увидев, кто к нему пожаловал, он вскочил на ноги и бросился навстречу, точно кинжал, сжимая в кулаке свою ручку, вымазанную в китайских чернилах.
— Разбойник! — завопил он. — Негодяй!
— Ну-ну, — остановил его португалец. — Я пришел расплатиться с тобой, — сказал он, бросая на стол горсть блестящих гиней.
— Великий Будда! — воскликнул китаец, бросаясь к монетам. — Целых восемь фунтов! О прошу у вас прощения, сеньор…
— Помолчи и принеси бутылку испанского вина.
В три прыжка хозяин бросился в погреб и принес бутылку вина. Поставив ее перед Янесом, он кинулся к гонгу, висящему у двери, и принялся яростно колотить в него.
— Что ты делаешь? — спросил Янес.
— Спасаю вас, сеньор, — отвечал китаец. |