За приоткрытой дверью мелькнула чья-то тень, и чутким ухом Тишка расслышала быстрые удаляющиеся шаги. Кто-то стоял в коридоре, следя за их чаепитием, и этот кто-то прямо сейчас убегал прочь, бросив свою игрушечную мышь на растерзание врагам.
– Яна! Ты куда?
– Спасибо, я пирог потом доем, очень вкусно было!
Все это Тишка крикнула уже из коридора. Нельзя упустить такой шанс и не узнать, кто рассаживает плюшевых мышей по ящикам комода, тайком следит за гостями и пугает и без того испуганных бабушек!
Она на миг замерла, прислушиваясь к звукам огромного чужого дома.
– Бойкая у тебя девка, – с необычайной четкостью донесся до нее голос деда. – А ты, Райка, дура!
Бабушка что-то забормотала, оправдываясь, но Тишка уже не слушала. Справа от нее деревянная лестница вела наверх, на второй этаж, и на крайней ступеньке этой лестницы бледнели в полумраке чьи-то ноги в полосатых носках.
Тишка рванула к ним. Ноги мгновенно исчезли, словно их обладатель подпрыгнул и растворился в воздухе.
Взбежав на второй этаж, девочка остановилась. Три двери, и из той, что слева, падает узкая полоса света.
За ней оказалась небольшая комната. На широком подоконнике сидел мальчишка, который обернулся к Тишке, едва она оказалась внутри, и деловито спросил:
– Мышь захватила?
Девочка плотно прикрыла за собой дверь. Подумала немного, раскачиваясь на носочках.
– Мышь твоя попала в плен, – сказала она наконец. – Завтра на рассвете ее повесят.
Мальчишка нахмурился.
– Жаль. Но она знала, на что шла. К тому же… – он спрыгнул с подоконника и нырнул куда-то под стол, а когда вылез, в руках у него была целая охапка серых мышей, – соратники отомстят за нее!
Тишка ахнула.
– Откуда у тебя столько?
– Из «Икеи», – очень серьезно ответил владелец мышиной армии. – Мы с папой туда ездим каждую неделю. Ему там соус к фрикаделькам нравится.
– Вкусный?
– Не знаю, я фрикадельки не ем. Кстати, я Алексей. Но меня все зовут Лелик.
Он развел руки, и мыши посыпались на пол. Тишка сделала шаг вперед, вглядываясь в нового знакомца.
Бледный, мелкий и лопоухий. До того незапоминающиеся черты, что отвернись – и образ Лелика тотчас выветрится из памяти. Единственное, что невозможно забыть, это его уши.
Уши были не просто оттопыренные. Они представляли собой нечто большее, чем полагающиеся людям ушные раковины. Они были огромные, распахнутые навстречу ветру, как паруса, – пылкие, прекрасные, бесшабашные уши, взывающие к приключениям и сумасбродствам, к побегам из дома и похищениям чужих жен, к авантюрам и буйствам, безумиям, морям, дракам, безудержному пьянству и полетам на Марс.
«Но ведь это же неправильно, – подумала Тишка, – когда уши у человека выразительнее, чем его лицо!»
Она на секунду прикрыла глаза, проверяя себя, сможет ли вспомнить Лелика. Какого цвета у него радужка? Нос с горбинкой или нет? А может, курносый?
Но в памяти вставали только два просвечивающих розовых крыла, по какому-то недоразумению выросшие на коротко стриженной мальчишеской голове.
– А ты Янина?
Тишка подняла веки.
– Я Тишка. – Ответ прозвучал довольно сурово.
Лелик немного поразмыслил.
– Это кошачья кличка, – сказал он наконец. – Ты не кошка.
– Откуда ты знаешь? – возразила девочка. – Может, я буду ловить по ночам твоих мышей?
Лелик задумчиво обернулся на свое серое воинство и почесал левой пяткой щиколотку правой ноги. Один полосатый носок сполз и гармошкой собрался внизу. |