Чудище выбросило длинные конечности, когти ударили Слепого в грудь, опрокинули, отшвырнули в сторону. Сталкер перевернулся в воздухе и плашмя
шлёпнулся на землю. Броня защитного костюма выдержала, но удар вышиб воздух из лёгких. Слепой медленно и неуклюже завозился в темноте, нащупывая
автомат.
Тварь выпрямилась, Моня испуганно заорал, отскакивая в сторону, — его едва не задел взмах длинного когтя. Толик перезарядил оружие и снова
открыл огонь, отвлекая чудище.
Голова Сержа на искривлённой шее моталась из стороны в сторону — Твари потребовалось зрение человека, чтобы отыскать противника… Выстрелы
снайперской винтовки были не различимы в общем шуме, так что Толик не сразу сообразил, почему страшная мёртвая голова задёргалась сильнее.
Очкарик всадил одну за другой три пули в обрубок человеческого тела, торчащий из широкой спины чудища, — в лоб, в глаз, в грудь. Тварь
рванулась, перестраивая управление на ходу. Потеря двух разумов погрузила её в беззвучный мрак. Теперь громадным телом распоряжался крысёнок, чей
мозг, утопленный в грудной клетке, был защищён очень надёжно. Малыш задыхался от напряжения, управлять слишком большим и сложно устроенным телом ему
было не по силам, его хлестали болевые сигналы, он хотел сбежать в темноту, забиться в норку, затаиться, укрыться от безжалостного мира,
причиняющего столько боли… но непреклонная воля Твари заставляла крошечный измученный мозг биться и уничтожить врага. Твари удалось восстановить
слух мёртвой собачьей головы, и теперь она металась, пытаясь поймать сталкеров, ловила новые пули, корчилась от новой боли, спотыкалась и никак не
могла настичь ни одного стрелка.
Сталкеры, сами перепуганные до полусмерти, бросались прочь, едва им казалось, что Тварь несётся к ним, отскакивали, увёртывались от слепых
взмахов копыт и снова стреляли. Тварь издавала хриплое сипение, молодые деревца с треском разлетались в щепу под натиском обезумевшего зверя,
Очкарик всаживал в мечущуюся тушу пулю за пулей…
Наконец Твари удалось прижать к краю бетонированной ямы самого нерасторопного — Моню. Слепой, который после падения ещё нетвёрдо держался на
ногах, кинулся наперерез, спихнул приятеля вниз — на дно ямы. Удар паучьей лапы Твари, предназначенный Моне, пришёлся поперёк груди Слепого, снова
свалил его с ног…
Тварь остановилась, отыскивая врага. Слепой попытался встать и со стоном упал на землю, Тварь качнулась в его сторону — на звук. Толик вскинул
пистолет и нажал на спуск. Оружие лишь щёлкнуло — обойма была пуста. И тут Толик, не помня себя от ярости и отчаяния, швырнул бесполезный кусок
металла в истекающий кровью бок Твари и пошёл на неё, крича срывающимся фальцетом:
— Ах ты сволочь! Гнида! Скотина! Тварь! Грязная тварь!
Крошечный крысёнок, заключённый в громадное сильное тело, узнал этот голос, вспомнил чудовищное существо, которое едва не прикончило его в
подвале… Крысёнок пришёл в ужас. Разум грызуна, и до того балансировавший на грани помешательства, не удержался и соскользнул в бездну,
переполненную невыносимым страхом. Оковы, стянувшие сознание, лопнули.
Страх — основной побудительный мотив крысы — вывел малыша из подчинения Твари, сбросил путы, которыми окутало его искусственное существо.
Теперь крысёнку не хотелось быть вершиной пищевой цепочки, не хотелось сражаться и побеждать — он жаждал лишь одного: сбежать в темноту, убраться
подальше от страшного Толика, который в его сознании вдруг вырос до гигантских размеров, вознёсся над крошечным зверьком и занёс над ним громадный
ботинок…
Тварь попятилась по краю круглой ямы, одна лапа не нашла опоры, провалилась в пустоту. |