Я обессилен выставкой *. Не скажу, что "ничего в ней нет", наоборот, там всего слишком много. Я посетил ее только два раза. Такое обилие зрелищ меня ошеломило. У меня врожденное отвращение к зрелищам, а такое скопище зрелищ в одном месте ничуть его не ослабило. Пожалуй, я смотрел только на фонтан и на Амазонку. Вынуждать себя притворяться - ужасно, но когда меня спрашивают: "А вы видели?.." - я отвечаю: "Да", - иначе мне начнут пересказывать виденное, а я этого не переношу. X. потащил туда целую школу. В ней насчитывается сотня "малюток", которые в толкучке у главного входа с Кенсингтон-гейт вполне безмятежно сновали под ногами ло-ыадей и пролезали между колесами экипажей. Мне рассказывали, что они так и липли к лошадям по всему парку.

Когда обезумевшие от страха наставники собрали их и пересчитали, все оказались живы-здоровы. Затем их усладили пирожными и прочим, и они принялись глазеть на чудеса, рассеявшись по всей территории. Большинство из них мусолили пальцы и украшали волнистым узором все доступные им предметы. Один "малютка" заблудился, но никто этого не заметил. Девяносто девять отправили домой, полагая, что коллекция полная, но оставшийся "малютка" забрел в Хаммерсмит. Ночью его там обнаружила полиция, - он кружил вокруг заставы, считая, что это тоже экспонат выставки. Того же мнения он придерживался о полицейском отделении и о Хаммерсмитском работном доме, куда его на ночь поместили. Когда утром за ним явилась мать, он спросил ее, где же наконец кончается эта Выставка. Он сказал, что Выставка замечательная, только больно уж длинная.

Поскольку у меня возникает опасение, что у Вас сложится подобное же мнение об акте мести, каким является данное письмо, то я его заканчиваю, посылая самые сердечные приветствия мистеру Уотсону. Передайте ему, что я глубоко сожалею, что его не было с нами в итонской экспедиции и что он (совсем забыл об этом написать) не слышал нашей песни во время грозы. Запевалой был Чарли, а друзья хором подхватили. Это песня про одного балбеса, которому крепко доставалось в колледже. Каждый куплет кончался припевом:

А мне наплевать, что могут сказать,

Наставника только я чту!..

Сии строки с веселой почтительностью адресовались мне, наставнику, который в тот день свершил доблестное деяние и тем доказал, что достоин всяческого доверия.

Дорогая миссис Уотсон, всегда преданный Вам.

253

МИСС ЭМИЛИ ГОТШАЛК

Бродстэрс, Кент, среда,

16 июли 1851 г..

Дорогая мисс Готшалк!

Вчера, на несколько часов наведавшись в Лондон - лето я провожу здесь, на побережье, - я отослал Вам экземпляр "Дэвида Копперфилда", подписанный еще восьмого числа прошлого месяца. Я написал на книге Ваше имя; надеюсь, Вы ее получите, и она сможет выразить Вам, при всей ее безгласности, мои самые лучшие пожелания и то чувство глубочайшей симпатии к Вам, с которым я ее дарю.

Мой милый юный друг, право, я не знаю, как ответить на Ваш вопрос, столь сложный, что он ставил в тупик и сталкивал между собой лучшие умы всех времен. Я бы не меньше Вас хотел иметь ясность в этом отношении. Если бы я самонадеянно взялся сделать это за Вас, то все равно не смог бы решить его в душе, а стало быть, не смог бы избавиться от сознания, что я просто жалкий легкомысленный поводырь, ведущий других по пути, который неведом ему самому.

Мой Вам совет - ради Вашего собственного покоя и счастья, отрешитесь от слишком отвлеченных размышлений и делайте добро. Не важно, что именно мы называем Злом, раз мы знаем, что это зло. Почему Вас должен занимать вопрос об определении зла? Великие заповеди нашего Спасителя ясны и определенны, они содержат в себе, как он сам поведал, все законы и правила.