Но что делать, если таков Ваш расчет. По крайней мере, сдержите Ваше обещанье после выхода "Современника". Уж тогда, конечно, Вас ни в чем не заподозрят. Всего лучше обругайте нас в генварском №-ре "Современника", а на февральский наш номер дайте нам Ваших стихов.
Не могу не признаться Вам, между прочим, в двух обстоятельствах, или лучше в сомнениях моих: 1) как можно Вам, такому известному человеку в литературе, да еще поэту, так дрожать перед всяким неустановившимся и (по природе своей) летучим и неосновательным мнением? 2) Почему участие в нашем журнале могло бы Вас компрометировать и утвердить такие, например, слухи, что Вы предали Чернышевского? Разве наш журнал ретроградный? Уж, кажется, нет даже и для врагов наших. Можно всё говорить, но только не об ретроградстве. (Я ведь не Вам приписываю теперь это мнение. Я отвечаю только на Ваше подозрение, что публика Вас будет винить в ретроградстве и в отступничестве, если (1) Вы будете у нас печататься). Но ведь я убежден, что публика не считает нас (2) ретроградами.
Еще: прошлого года Вы тоже у нас напечатали, а ведь наш журнал был такой же. Тогда это Вам в вину никто не поставил.
Во всяком случае, подождем, и Ваше обещание мы жадно будем иметь в виду. А теперь - что же делать! До свидания.
Душевно и искренно Вам преданный
Федор Достоевский.
3 ноября. Брата нет дома. Сообщу ему. Он очень будет жалеть.
(2) (1) было: когда было начато: меня
1863
189. А. П. МИЛЮКОВУ
2 января 1863. Петербург
Любезнейший Александр Петрович,
Нет ли у Вас, Христа ради, "Les Misйrables" (Hugo) не более как на день или на два? Если нет всего, то хоть начала? Нет начала, то хоть из середины или что-нибудь? Нет по-французски, так хоть в каком бы то ни было русском переводе. Мне это надобно для одного соображения, компонирую статью. Простите, что беспокою Вас так поздно.
Ваш весь Ф. Достоевский.
2 генваря/63.
190. M. В. БЕЛИНСКОЙ
5 января 1863. Петербург
Милостивая государыня Марья Васильевна,
Простите меня великодушно, что я слишком долго не отвечал на Ваше прекрасное и доброе письмо. Но сначала был занят, а потом болен, потому и опоздал. Письмо Ваше произвело на меня чрезвычайно приятное впечатление. Я до того любил и уважал Вашего незабвенного мужа и вместе с тем мне так приятно было припомнить всё то лучшее время моей жизни, что я от души мысленно поблагодарил Вас за то, что Вам вздумалось написать ко мне. Летом или даже весной я непременно буду в Москве и уж непременно, на этот раз, явлюсь к Вам. Признаюсь, когда я прошлого года был дней пять в Москве, мне приходила мысль быть у Вас и напомнить Вам о себе и о прошлом. Но это было летом, и в Москве я в сложности не прожил и двух дней, а жил на даче у родных. Так и не пришлось заехать. Но уверяю Вас, что и без Вашего письма я, в первое же посещение Москвы, исполнил бы свое намерение.
А нам ведь много есть о чем переговорить, многое припомнить. У меня есть даже особенные к тому причины, и при свидании я Вам всё объясню. То, что Вы пишете о Вашей дочери и о ее внимании ко мне, слишком для меня лестно. Передайте ей задушевный привет. Может быть, познакомимся и сойдемся.
О себе я ничего не могу Вам теперь написать: женат, болен падучей болезнию, литературствую, участвую в издании журнала, путешествовал по Сибири и проч., и проч. Обо всем этом, конечно, можно еще говорить на словах, при свидании, но описывать это, после пятнадцати лет разлуки, тяжело по невыполнимости.
Итак, до свидания. Крепко жму Вам руку. Мой усердный поклон Вашей сестрице. Поблагодарите ее за меня, что и она меня не забыла. Брат Вам кланяется. Жена его тоже. Они помнят всё старое; всё ведь это так еще близко, как на ладони, хоть и пятнадцать лет тому прошло. |