Так как сижу в настоящую минуту за повестью в "Зарю" и довел работу уже до половины (всё это справедливо), то, во-1-х, вижу, что повесть будет объемом в 3 1/2 листа (печати "Р<усского> вестника") (то есть чуть ли не в 5 листов "Зари"). Это minimum. И так как я получил уже весной из "Зари" 300 руб., то все-таки по окончании повести мне придется дополучить почти за 1 1/2 листа (печати "Р<усского> вестника") еще. Хоть повесть еще не кончена, но в конце октября наверно будет выслана уже в "Зарю": это наверно. 2) Хоть я и не вправе просить на этих основаниях теперь вперед, но, по моему критическому положению, прошу его по-христиански меня выручить и выслать 200 руб. Но так как это, может быть, тяжело сделать сейчас, то прошу его выслать сейчас всего только 75 рублей (это чтоб спасти сейчас из воды и не дать провалиться). Затем через две недели от этой 1-й высылки прошу выслать еще 75 рублей и наконец, уже при этой второй высылке, выдать Вам (Ап<оллону> Николаевичу> Майкову) 50 руб. Таким образом и составится просимая сумма в 200 руб.

Не зная совершенно личности Кашпирева, пишу в усиленно-почтительном, хотя и в несколько настойчивом тоне (боюсь, чтоб не пикировался; ибо почтительность слишком усиленная. да и письмо, кажется, очень глупым слогом написано).

Затем в письме к Кашпиреву излагается и вторая, самая главная просьба моя. Именно: если он согласен будет исполнить мою просьбу о деньгах, то пусть вышлет первые 75 руб. сейчас, не медля нимало. Написал ему, что прибегаю ко всей деликатности его ума и сердца, чтоб он не обиделся за настойчивость о присылке сейчас и не медля нимало, но пусть вникнет и поймет, что для меня время и срок помощи чуть ли не важнее самих денег. Ибо равным образом его прошу: что если он не заблагорассудит помочь мне и откажет, то все-таки (2) пусть сейчас же известит меня об отказе, не медля нимало. Написал при этом, что для этого извещения об отказе достаточно для меня будет получить хоть две строчки рукою секретаря его редакции, но только сейчас, для того, чтоб я мог скорее принять последние меры, а не ждать праздно возможности присылки денег (тут я еще второй раз в письме к Кашпиреву солгал по поводу этих последних мер, объясняя ему, что я принужден буду тотчас же продать последние и необходимейшие вещи и за вещь, стоящую 100 талеров, взято 20, что, конечно, принужден буду сделать для спасения жизни трех существ, если он замедлит ответом, хотя бы и удовлетворительным. Что я через неделю стану продавать последние вещи, если не получу денег, то это правда полная; ибо иначе никак нельзя; но солгал я в том, что буду продавать сторублевые вещи. Две-три сторублевые вещи, у нас бывшие, уже давным-давно, сейчас же по приезде в Дрезден, заложены и действительно по оценке вместо 100 рублей - двадцатью. Но теперь придется продать белье, пальто и, пожалуй, сертук; ибо хоть и напишу (3) Каткову, но все-таки раньше месяца оттуда денег не будет, хотя и будут наверно).

Изложив Вам содержание письма к Кашпиреву, излагаю мою личную, особенную и чрезвычайную просьбу к Вам. Пособите по-христиански, дружески и по-товарищески! Не потяготитесь! Последний раз утруждаю Вас. Просьба же в следующем.

Так как Страхов писал мне, что Вы довольно близко знакомы с Кашпиревым, то съездите сейчас по получении этого письма и не отлагая к Кашпиреву и попросите его, чтобы он исполнил мою просьбу о немедленном ответе. Главное, чтоб был немедленный ответ. Ну вот и вся моя просьба к Вам. Но поймите, дорогой друг, до какой степени она важна для меня теперь в моем положении!

(Прибавлю еще, собственно для Вас, то есть между нами, что я прошу почти своего, что ведь повесть через месяц всё оплатит и что хоть я и не претендую на право взимания вперед, но что такие снисхождения последнему литератору делаются.