|
Что же касается до моих личных, здешних денежных обстоятельств, то, во-первых, благодарю Вас за участие и за хлопоты (Вы пишете, что пытались достать под процесс); во-вторых, скажу Вам, что я хоть и рассчитывал на уплату Стелловского, чтоб на эти деньги воротиться в Петербург, но всё еще имею надежду, что выручит и "Русский вестник", который всегда со мной поступал превосходно. Они обещали прислать 1000 руб., но в июне (то есть в конце июня), а я боюсь, что это будет поздно по состоянию здоровья моей жены, и послал к Каткову вторичную просьбу, с изложением всех причин, чтобы прислали 1000 руб. не в конце июня, а к самому началу. Если пришлют, то, может быть, еще будет время воротиться благополучно; если же не смогут прислать в начале июня, то я почти пропал, ибо ехать будет поздно и почти невозможно. Так говорят доктора, и две недели составляют большую разницу. Вот почему я так и зарился на деньги со Стелловского, чтобы с помощию их как можно раньше отсюда тронуться. Но не беспокойтесь обо мне более. На "Р<усский> вестник" я всё еще крепко надеюсь; во всяком же случае, хоть и поздно, а получу и без денег, стало быть, не буду сидеть.
Теперь два слова о нашем деле. Многое бы можно рассказать, чтобы Вы самую сущность его узнали; но за невозможностью личного объяснения скажу только несколько самых необходимых слов. Стелловский купил у меня сочинения летом 65 года (1) следующим образом: я был в обстоятельствах ужасных. По смерти брата в 64 году (2) я взял многие из его долгов на себя и 10000 р<уб.> собственных денег (доставшихся мне от тетки) употребил на продолжение издания "Эпохи", братнего журнала, в пользу его семейства, не имея в этом журнале ни малейшей доли и даже не имея права поставить на обертке мое имя как редактора. Но журнал лопнул, пришлось оставить. Затем я продолжал платить долги брата и журнальные, чем мог. Много я надавал векселей, между прочим (сейчас после смерти брата), одному Демису; этот Демис пришел ко мне (этот Демис доставлял брату бумагу) (3) и умолял переписать векселя брата на мое имя и давал честное слово, что он будет ждать сколько угодно. Я сдуру переписал. Летом 65 года (4) меня начинают преследовать по векселям Демиса и еще каким-то (не помню). С другой стороны, служащий в типографии (тогда у Праца) Гаврилов предъявил тоже свой вексель в 1000 руб., который я ему выдал, нуждаясь в деньгах по продолжению чужого журнала. И вот, хоть и не могу доказать юридически, но знаю наверно, что вся эта проделка внезапного требования денег (особенно по векселям Демиса) возбуждена была Стелловским: он и Гаврилова тоже натравил тогда. И вот в то же самое время он вдруг присылает с предложением: не продам ли я ему сочинения за три тысячи, с написанием особого романа и проч. и проч. - то есть на самых унизительных и невозможных условиях. (5) Подождать бы, так я бы взял с книгопродавцев за право издания по крайней мере вдвое, а если б подождать год, то, конечно, втрое, ибо через год одно "Преступление и наказание" продано было вторым изданием за 7000 долгу (всё по журналу, Базунову, Працу и одному бумажному поставщику). NB. Таким образом, я на братнин журнал и на его долги истратил 22 или 24 тысячи, то есть уплатил своими силами, и теперь еще на мне долгу тысяч до пяти. Стелловский дал мне тогда 10 или 12 дней сроку думать. Это же был срок описи и ареста по долгам. Заметьте, что Демисовы векселя предъявил некто надворный советник Бочаров. Когда-то сам пописывал, переводил Гёте; ныне же, кажется, мировым судьей на Васильевском острове. Между нами, человек весьма нечестный. В эти десять дней я толкался везде, чтоб достать денег для уплаты векселей, чтоб избавиться продавать сочинения Стелловскому на таких ужасных условиях. Был и у Бочарова раз 8 и никогда не заставал его дома. Наконец узнал (от квартального, с которым сблизился и которого фамилью теперь забыл), что Бочаров - друг Стелловского давнишний, ходит по его делам и проч. |
