Пару часов мы бездельничали в комнате Роберта, жевали «Принглз», пили колу и слушали пластинки. У Роберта была настоящая стереосистема — не маленький проигрыватель, как у меня и Эдсона, а его отец дал послушать нам свои классные пластинки. Мы наслаждались «Йес», «Супертрэмп», «Харт», «Джетро Талл» и, надевая по очереди наушники, чувствовали себя продвинутыми тинейджерами. Правда, в конце концов нам это наскучило, и мы вышли на улицу поиграть в баскетбол. Взрослых рядом не было. Мы валяли дурака, матерились, я первый начал. А потом нам и это надоело, и мы просто стали бросать мяч в корзину без всяких правил.
Роберт бросил мяч от забора дома напротив, промахнулся и вдруг заявил:
— Мне не нравится мой друг по переписке. Парень просто идиот.
— А мой зануда, — откликнулся Эдсон, даже не добросив мяч до корзины. — И когда закончится эта дурацкая программа?
Я ничего не сказал. Оба моих приятеля знали, что я переписываюсь с девочкой, и, хотя я убедил их, будто ее мне назначили, никогда ничего плохого о Киоко не говорил. И не собирался начинать сейчас. Это было делом чести.
Они посмотрели на меня, ожидая моих жалоб. Роберт с подозрением прищурился.
— Если вам не нравятся ваши корреспонденты, — сказал я, успешно отвлекая внимание от своей персоны, — заставьте их перестать вам писать.
— Это как же? — удивился Эдсон.
— Притворитесь гомиками, — ухмыльнулся я.
— Ни за что, — фыркнул Эдсон.
Роберт согласно кивнул:
— И нам это с рук не сошло бы.
— Ну, придумайте еще что-то. Напишите что-нибудь безумное. Напугайте их.
В глазах Эдсона вспыхнули веселые искры.
— Я мог бы притвориться, что убил кого-то и подался в бега и мне необходимо где-то спрятаться! Я спросил бы, нельзя ли остановиться в его семье!
— Ну вот. Ты уже включил мозги, — похвалил я.
— Или я мог бы сказать, что пишу из сумасшедшего дома!
Роберт с сомнением покачал головой:
— Мой парень мне никогда не поверит.
— Почему? — спросил я.
— Он слишком хорошо меня знает.
— Слишком хорошо тебя знает? — Я перевел взгляд с Роберта на Эдсона и обратно. — Вы, парни, пытаетесь сказать, что рассказывали правду? Вы что, чокнутые?
— Надо же было о чем-то писать, — занял оборону Роберт.
— Да, но это вовсе не должна быть правда. Послушайте, вы же никогда с ними не встретитесь. Они не знают, кто вы. Вы можете притвориться… Мердоком. Или Бриком Хейуардом. Да кем угодно. Они все равно не догадаются. И вы сообщаете им только то, что хотите, чтобы они знали. Придумайте себя. Будьте тем, кем хотите быть. Умнее, популярнее, старше, круче, да что угодно.
— Ты так и делаешь? — с восхищением спросил Эдсон.
Я улыбнулся, как надеялся, таинственно.
— Да, но твой адресат — девочка, — насмешливо сказал Роберт.
Я промолчал и, держу пари, услышал, как у них в мозгах завертелись шестеренки. Глаза Эдсона разгорелись.
— Вы пишете что-то… непристойное?
— Это знаю я, а вы можете догадываться.
Я выхватил у Эдсона мяч, сделал бросок из-под корзины, сам подобрал мяч под щитом и повторил бросок.
В тот вечер, ужиная в нормальной семье, где родители и дети без всякого раздражения общались друг с другом, я чувствовал себя очень странно. Все смеялись и шутили. И отлично проводили время, прямо как в телесериале. Ни враждебного молчания, ни грубых окриков, ни резких замечаний, к которым я привык. |