— Хотя, насколько мне известно, вы все еще склоняетесь к первому.
— Вы отвратительны, — отрезала она.
Билл покатился со смеху. Александр покачал головой:
— Вы позорите себя и всех, с кем общаетесь.
— Заткнитесь, черт побери, старый уродливый карлик, — набросился на него Билл.
— Это вы заткнитесь! — взревел Эрнест.
Джейн рассмеялась и коснулась моей руки:
— Здорово вы их расшевелили. — Она кивнула на Чарльза. — Некоторые из его писем не попадали в газеты и журналы, потому что вместо них печатали ваши. Если хотите знать, это вызывало ожесточенные споры.
— Правда, правда, — подхватил Чарльз. — Наша работа состоит в том, чтобы писать письма. Это мы должны хвалить, жаловаться, изменять мнения. Ваше вторжение на нашу территорию не могло пройти незамеченным.
Эрнест громко захохотал, наконец отошел от камина и, покачиваясь, вышел в центр комнаты со стаканом виски в руке.
— Не прошло незамеченным? Самый ханжеский эвфемизм, какой я когда-либо слышал. — Эрнест взмахнул рукой, расплескав виски. — Вы были здесь врагом номер один. Они из кожи вон лезли, пытаясь перещеголять вас. Посылали груды писем, чтобы перебить вашу корреспонденцию.
— Только ничего не могли поделать, — шепнула мне Вирджиния с явным удовольствием.
Джеймс кивнул и серьезно сказал:
— Вы очень могущественны.
Все закивали, зашептали, соглашаясь с его утверждением. Я понял, что эти Писатели Писем знали, кто я такой. Они знали мою работу. Они уважали меня. Черт, некоторые из них, возможно, следили за мной годами. Я обвел взглядом их лица. У меня было так много вопросов, что я не знал, с чего начать.
— На кого вы работаете? — наконец спросил я.
— На фирму, — откликнулся Эрнест.
— Какую фирму? Как она называется?
— Вряд ли у нее есть название, — сказал Джеймс.
— Что конкретно вы здесь делаете?
Вирджиния рассмеялась:
— Пишем письма.
— Мы вроде как… омбудсмены в некоторой степени, — объяснил Джон. — Главным образом мы помогаем людям, дарим голос тем, кто им не обладает, пишем письма от их имени.
— Они не знают, что мы это делаем, — добавил Александр. — Они не сознают, что мы им помогаем. Мы работаем тайно, как ангелы-хранители.
— Куча дерьма, и вы это знаете, — возразил Билл. — Мы пишем письма. Вот и все. Точка. Мы пишем их потому, что умеем и любим это делать, потому что такими мы уродились. И мы понятия не имеем, что за этим стоит. Мы понятия не имеем, куда уходят письма и как их используют.
Билл и несколько других мужчин вяло заспорили.
— Видите ли, — сказала Вирджиния, — нас наняли делать то, что мы любим делать. Разве можно требовать от работы большего?
Я ей поверил. Вроде как поверил.
Однако…
Однако что-то тут было не так. Я снова обвел взглядом присутствующих. Что-то фальшивое, что-то чуть-чуть отчаянное привиделось мне в некоторых улыбках. Я вдруг почувствовал, что это спектакль, предназначенный только для меня, что они вовсе не одна большая счастливая семья и что за напускным весельем таится что-то темное, что-то, чего я не должен видеть.
В дверь постучали. Трижды. И толпа сразу же рассыпалась. Кое-кто вышел на кухню. Вирджиния, как вежливая хозяйка, открыла дверь и впустила чиновника с его папочкой. Эрнест, Билли и Джон обогнули его и выскользнули из комнаты. Я заметил, что за окном стемнело. Может, туман и рассеялся, но в темноте сказать наверняка было невозможно. |