И, конечно же, я не видел Иезавели, украдкой поднимавшей с пола забытый полицейским нож. Я ничего не замечал до тех пор, покуда она не бросилась на меня и не вонзила этот нож мне в спину.

Спокойствие, брат мой. Я уже заверил тебя, что все в порядке. В тот момент, поверь мне, я даже не ощутил особой боли. Я велел трясущемуся месье Дюроку выдернуть из меня нож и надел его просторнейший сюртук, чтобы не видно было крови. Я должен был спешить, спешить, спешить к круглому столику под газовым рожком.

Я все обдумал на обратном пути в салун месье Платта. Месье Пэрли, по-видимому, иностранец в Америке, не любит этой страны; очевидно, он был беден даже во Франции. Но ведь мы не совсем нищие. При всей его сатанинской гордости он не сможет отказаться (за такую услугу!) от суммы, которая до конца жизни избавит его от забот.

Вбежавши в салун, я поспешил к нужному мне столику и остановился. Круглый столик у колонны под ярко горящим газовым рожком оказался пуст.

Не могу сказать, как долго я простоял там. Спина моей рубашки, поначалу, как мне показалось, полной крови, теперь прилипла к одолженному у стряпчего сюртуку. Внезапно я заметил толстолицего бармена с золотыми зубами, который работал в тот день с утра и теперь снова вернулся за стойку. В знак особого уважения он вышел из-за стойки и приветствовал меня.

— Где тот джентльмен, что сидел за этим столиком? — Я показал на столик.

Мой голос, наверное, был столь хриплым и страшным, что бармен, должно быть, принял эти слова за проявление гнева.

— А, не беспокойтесь, мусье! — сказал он успокаивающе. — Мы уже все уладили, вышвырнули этого пьяного забулдыгу отсюда!

— Неужто вы вышвырнули?..

— Аккурат в сточную канаву. — Лицо бармена светилось злобной радостью. — Заказал бутылку лучшего бренди и не мог расплатиться! — Выражение лица его вдруг изменилось. — Боже мой, месье, что-нибудь не так?

— Это я заказывал бренди.

— А он ничего не сказал, когда официант вызвал меня сюда. Только осмотрел меня с ног до головы, как полоумный, и заявил, что он джентльмен и может дать долговую расписку. Джентльмен!

— Месье Пэрли, — промолвил я, сдерживая желание убить этого бармена, — мой друг. Завтра утром он отплывает во Францию. Где находится его отель? Где можно найти его?

— Пэрли! — насмешливо повторил мой собеседник. — Это даже не настоящее его имя, как я понял. Понахватался заумных идеек на Бродвее! Настоящее имя значится в долговой расписке.

Новый прилив надежды почти ослепил меня.

— Вы сохранили эту расписку?

— Да, сохранил, — проворчал бармен, роясь в кармане, — бог ведает зачем, но сохранил.

Наконец, Морис, надежда моя оправдалась!

Правда, я скоро свалился от своей раны, а из-за открывшейся горячки позабыл, что надобно мне было явиться на нью-йоркскую пристань, откуда на следующий день отчаливал паровой пакетбот «Парнас». Мне приходится оставаться покамест здесь, в номере отеля, и, мучаясь бессонницей, дожидаться того времени, когда я смогу убраться восвояси. То, что не удалось мне, сможешь исполнить ты.

Он должен был отплыть утром на «Парнасе» в Англию, а оттуда во Францию — так он мне сказал. Ты сможешь отыскать его самое большее за полгода. Через полгода, даю тебе слово, он навсегда расстанется с лишениями.

На клочке бумаги, который вручил мне бармен, написано: «Я должен вам за одну бутылку вашего лучшего бренди сорок пять центов. Подпись: Эдгар А. По».

Остаюсь, Морис, твоим любящим братом,