Антуан де Сент-Экзюпери. Письмо заложнику
I
В декабре 1940 года, по дороге в Америку, я проезжал через Португалию,
и Лиссабон показался мне каким-то грустным и светлым раем. В ту пору там
было много разговоров о неминуемом вторжении, и Португалия судорожно
цеплялась за свое призрачное счастье. В Лиссабоне устроили великолепную,
невиданной прелести выставку, и столица улыбалась через силу - так улыбается
мать, когда нет вестей от сына с войны, стараясь его спасти своей верой:
"Мой сын жив, ведь я улыбаюсь..." Вот и столица Португалии словно говорила:
"Смотрите, я так безмятежна, я такая мирная и светлая..." Весь материк
нависал над Португалией, словно угрюмая гора, где рыщут орды хищников, а
праздничная столица бросала Европе вызов: "Разве можно на меня напасть, ведь
я так стараюсь не прятаться! Ведь я так беззащитна!.."
На борту парохода я опять их встретил, этих беженцев. И пароход тоже
вызывал неясную тревогу. Он переправлял их - растения без корней - с одного
материка на другой. Я говорил себе: "Хочу быть путешественником, не хочу
быть эмигрантом. На родине я научился многому, что будет бесполезно в чужих
краях". Но вот эмигранты достают из карманов записные книжки - последние
приметы их былой причастности к подлинному миру. Они еще притворяются
живыми. Изо всех сил стараются придать себе вес.
- Знаете, я такой-то, - говорят они. - Я из такого-то города... друг
такого-то... знакомы вы с таким-то?
И рассказывают про какого-нибудь приятеля, или про какие-то свои
обязательства, или какой-то промах - про что угодно, лишь бы эта история
помогла им хоть с чем-нибудь установить связь. Но все связи с прошлым
распались, ибо эти люди покинули родину. Прошлое еще дышит теплом, оно еще
так свежо, так живо - таким бывает вначале воспоминание о любви. Собираешь в
пачку письма, полные нежности. Присоединяешь к ним милые сердцу памятки.
Заботливо все это перевязываешь. И на первых порах такая святыня источает
грустное очарование. А потом пройдет мимо светловолосая девушка с голубыми
глазами - и святыня умирает. Ибо и старый приятель, и старые обязательства,
и родной город, и память о доме - все выцветает, если ничему больше не
служит.
И эмигранты это чувствовали. Как Лиссабон прикидывался безмятежным, так
они прикидывались, будто верят в скорое возвращение. До чего безобиден уход
блудного сына! Уход этот мнимый, ведь позади остался отчий дом. Уходишь ли в
другую комнату или на другую сторону планеты, разница не так уж велика.
Присутствие друга, который где-то далеко, подчас ощутимей, чем его
присутствие во плоти. Такое чувство рождает молитва. Никогда я так не любил
родной дом, как в пору, когда очутился в Сахаре. Никогда ни один жених не
был ближе к своей нареченной, чем бретонские моряки, что в XVI веке огибали
мыс Горн и отдавали свою молодость борьбе со встречным ветром. |
