|
Иногда в нем вдруг просыпалась немощная, необъяснимая надежда, и он суетился, посылал рекомендации и указания, проводил консультации… Не объясняя. Как бы ни для чего. Но в глубине души он твердо и безнадежно знал, что все это действительно ни для чего, и по ночам, оттесняя маленькую горячую Чари в мрак, над ним нависало и медленно падало, с хрустом проламывая дымящиеся ребра базальтовыми плитами букв, докрасна раскаленное слово «поздно», — и он кричал. И, просыпаясь, думал: заработает связь. Тогда я позову его. Мы сядем друг напротив друга и еще раз спокойно все обсудим. Еще раз. Обсудим спокойно. И будем друг другу доверять во всем. И все исправим. И его будет любить его жена. И я смогу смотреть людям в глаза. Он ждал, но как заведенный непреклонно и точно выполнял свой долг: корабли уходили уже дважды в сутки, начальный запас техники был уже перечелночен на Терру, и оттуда с обратными рейсами сообщали о нормализации положения колонистов; Совет ежедневно получал скрупулезные и точные сводки, которые Ринальдо полностью составлял сам; растекание отходов в Южном полушарии было практически приостановлено, и многократное просчитывание на моделях давало надежду, что по крайней мере в течение двух с половиной месяцев границы зоны заражения не будут расширяться, так что председатель Совета Ромул Нгоро, поздравляя экологов с этой почти невероятной победой, посетил их плавбазу в море Уэдделла и на пресс-конференции ни с того ни с сего решился заявить, будто очаг распространения военных ОВ удалось, кажется, локализовать наконец, — а Ринальдо, услышав это, вынужден был начать прикидывать, что месяца через два нужно будет, чтобы объяснить неизбежный прорыв заграждения, придумать какое-нибудь полуторавековой давности глубоководное захоронение радиоактивных отходов, растревоженное предыдущей катастрофой; он делал это и многое другое, но как во сне. И по утрам, усталый и обессиленный после нескольких часов маетной дремоты, он просыпался в ужасе от наваливающегося дня, тяжко наполненного ненастоящим; пока суета очень нужного и очень срочного ненастоящего не захватывала его с головы до ног и не отвлекали от беспросветной утренней тоски частные успехи — корабль загрузили на три часа раньше планового времени; силы безопасности накрыли фабрику наркотиков в высокогорной пещере на территории Таиланда; заводам на Венере удалось поднять выпуск рабочего вещества почти на два процента, а значит, можно либо отправлять к Терре один дополнительный корабль в тридцать семь дней, либо почти на два процента снизить убийственный выпуск рабочего вещества в Антарктиде, и надлежало срочно и безошибочно выбрать, что предпочесть, — пока он не тонул во всем этом, ему хотелось биться об стену головой. Он шел к стоянке орнитоптеров, летел в Совет, вокруг были по-доброму возбужденные этими успехами сильные люди, и Ринальдо, пряча глаза, шептал: заработает связь.
Родные, замечательные, ну подождите еще месяц. Я попрошу его вернуться, мы сядем друг напротив друга и все спокойно обсудим. Совсем все, клянусь вам. Совсем все.
Чари — Ой, да брось ты дурить, — проговорил Аскольд почти ласково, но с каким-то ленивым пренебрежением. — Ты же сама хотела. Чари сердито поправила платье. — Сама хотела, сама и расхотела, — ответила она. — Шагай, шагай, бычок. Руки загребущие, а целоваться не научился. Цвет лица мне помнешь. Аскольд презрительно фыркнул и двинулся было вновь ее обнять — нефритовая буддийская свастика с внутренним подсветом тяжело мотнулась на серебряной цепочке по его обнаженной груди. Чари отпрянула и, продолжая пятиться, поднялась на ступеньку крыльца. Ступенька скрипнула. — Хоть бы каменюку снял сначала, — сказала Чари, успокаиваясь. Аскольд ласково погладил холодный дымчатый нефрит. — В ней — вся сила, — добродушно ответил он. |
