— Ты долго, — сказала она, а я подумал: она тоже тогда решилась. — Я уже начала беспокоиться.

— Ну о чем тут беспокоиться? Мы поболтали, потом еще искупались чуток… Потом я Рамона встретил, он нас в гости…

— Купались? Вечером? А твоя спина?

— Знаешь, — я от души рассмеялся, — я про нее и забыл на радостях.

— Это не годится. — Она решительно встала, ушла в столовую и вернулась через полминуты с таблеткой в одной руке и стаканом апельсинового сока в другой. — Выпей-ка. Знаешь, я сама лишней химии не люблю. Но это хорошие таблетки.

— Конечно, выпью, — сказал я и выпил. — Так приятно, когда ты заботишься.

— Кто о тебе еще позаботится, — вздохнула она и немного тщеславно добавила: — Не Эми же… Как ваш мужской разговор?

— Как нельзя лучше. Представь, уговорил его прилететь в следующую же субботу.

— Он очень прислушивается к твоим словам.

— Это потому, что я мало говорю, — пошутил я.

— Разговор касался… Шуры? — с усилием произнесла она, не глядя на меня.

— И Шуры тоже. И Лены тоже. Успокойся, все в порядке.

Она решительно тряхнула головой.

— Все же ты напрасно его так задержал. Теперь ему вести машину в темноте.

— Он справится, — сказал я, пересаживаясь на пол рядом с женою, и потерся лицом о ее гладкое колено; словно встарь, словно я вновь стал настоящим, у меня перехватывало горло от нежности. Жена с некоторым удивлением посмотрела на меня сверху, а потом, будто вспомнив, что надо делать, положила руки мне на плечи. Я хотел поцеловать ей руки, но она сказала:

— Конечно, справится. Такой большой мальчик. Да и кровь в нем твоя, настырная. — Пальцы ее чуть стиснулись на моих плечах. — А все равно… — Она вздохнула. — Ох, что-то на сердце неспокойно.

— Наверное, давление меняется, — сказал я.

Наверное, это единственный рассказ, который я придумал нарочно.

В ту пору меня корежил очередной творческий кризис и я жутко комплексовал от остро переживаемого собственного бесплодия. Конечно: после университетских и аспирантских тучных лет, когда что ни год — то повесть или даже вот совсем еще недавно — роман «Очаг на башне» (первый вариант, разумеется), вдруг началось совсем иное: рассказик или два в год если напишутся, то и спасибо. Был момент, когда я даже начал уговаривать себя: ну ты ж профессионал, ну ты ж сколько лет уж бумагу мараешь — так попробуй что-то чисто на ремесле придумать да накорябать, ну! Три дня ходил… Как это у Лема: дракон трясся-трясся и все-таки извлек из себя квадратный корень. Так и я. За три дня дальше фразы «В хроноскафе запахло горелым…» я не ушел.

Тогда я окончательно понял, что без музы я — ничто.

В случае с «Домоседами» музой оказался Слава Витман — известный ныне писатель Святослав Логинов. Мы возвращались из семинара вдвоем (нам было постоянно по дороге) и разговорились о судьбе своей печальной; в частности, он поведал мне о своем нереализованном замысле: мол, пытался когда-то написать о субсветовом полете к другой звезде в стиле знаменитого в то время «Поколения, достигшего цели» — да заскучал. Он, в сущности, взял меня на слабо. Я сказал, что его уделаю. Он сказал, что ради бога, он все равно к подобной ерунде никогда не вернется.

Рассказ был написан, наверное, дня через четыре после этого разговора.

Еще через месячишко я стал его вытачивать. Или, как я еще люблю это называть, работать уже лобзиком, заниматься не пилением, а выпиливанием.