Поверят сущей чепухе, ведь правда настолько нелепа и жестока, что нет у сознания возможности принять ее, вместить ее, приноровить ее к дальнейшей жизни. Вернее, приноровить к ней дальнейшую жизнь. Какая уж тут дальнейшая жизнь…
Ну а мне-то от кого ждать спасительной лжи? Спасительной… Спасительная ложь уже была вчера, когда Чанаргван победно трубил в эфир. Хватит. Ринальдо изо всех сил стиснул голову ладонями, но это не помогло. Правды не было. Выхода не было. Смысл правды — давать выход и спасение; а когда нет выхода, правда ничем не лучше лжи. Спасения не было, все катилось в тартарары, и никому он, так привыкший помогать, помочь не мог на сей раз, оттого что он не бог, он всего лишь координатор усилий человечества, а возможности человечества конечны. Исчезающе, пренебрежительно малы по сравнению с той задачей, которую навалила на него природа.
— Послушайте, — вдруг глухо произнес Чанаргван. — А это не диверсия?
Ринальдо увидел, как глаза Астахова, устремленные на него, наполнились серой жутью; и так тошно ему стало, когда он понял, что Валя сразу поверил в этот бред, как бы страшный, отверзающий пропасть, намекающий на неведомого и жестокого врага, но на деле — упрощающий мир до структуры детской страшилки. Тут в троллейбус вошли мертвец и два скелета, и мертвец отнял у мамы ее зонтик…
— Паранойя — плохой советчик, — сказал Ринальдо.
— Но это все объясняет по крайней мере, — неуверенно возразил Астахов.
— Предположение наличия бога, как известно, еще две тысячи лет назад объяснило все и навсегда, — устало парировал Ринальдо. — Неисповедимы пути — и шабаш. Я уж не говорю о том, как удачно объясняет факт восходов и закатов предположение о вращении известного Солнца вокруг известной Земли.
— Демагог, — с ненавистью процедил Чанаргван.
— Кто этим станет заниматься? — немощно выкрикнул Ринальдо.
— Те, кто голосовал против колонизации Терры, — быстро ответил Чанаргван. — У них даже были сторонники в низовых, неинформированных звеньях Совета, если помнишь. Нет, серьезно! — Идея его увлекла. — На всякий случай я провел бы негласное расследование.
— Ты и впрямь не в своем уме.
— Ну хотя бы какой-то маньяк… новый Герострат, — пробормотал Астахов. Он почти молил.
— Штампы, штампы, штампы… Вы что, не охраняли корабли от случайных посещений?
— Охраняли…
— Не проверяли перед стартами?
— Проверяли.
— Но что тогда? — заорал Чанаргван свирепо. — Что?! Ты только возражаешь. Но сам-то понимаешь что-нибудь? Или это и впрямь Господь Бог?
— Все, чего мы не знаем, — это Господь Бог, — сказал Ринальдо.
Замолчали снова. Надолго. Ринальдо обеими руками взял чашку с соком и стал пить медленными, мелкими глотками; чашка тряслась и время от времени больно придавливала нижнюю губу к зубам. Сок был вкусный. Несколько капель выплеснулось на колени.
— Что говорят в Совете? — спросил Астахов. Ринальдо поставил пустую чашку на стол и искоса глянул на Чанаргвана. Чанаргван молчал.
— В Совете не знают, — нехотя произнес Ринальдо.
— Почему не знают?!
Чанаргван не отвечал — темнел, будто скала в ночном тумане.
— Мы пока не информировали Совет, — процедил Ринальдо. — Для Совета, как и для всех, эвакуация проходит успешно, по плану. Мы, — он опять надавил на «мы», безропотно принимая вину на себя, — были уверены, что вчерашняя катастрофа никак не может повториться, и не хотели провоцировать задержку следующих рейсов пустым расследованием, которое стало бы неизбежным, просочись дело в Совет. |