Так или иначе, но, чтобы перекинуться словом с Челестой — или с Пэнси Гринлиф, — придется ехать туда самому. А мне очень даже нужно было перекинуться словом — черт, даже целой охапкой слов. Впрочем, еще не вечер. Времени сколько угодно. Для начала я решил смотаться в холмы Эль-Соррито проведать доктора Тестафера, тем более что я пребывал в подходящем настроении для прогулки по живописной местности.

Доктор проживал на Деймонт-корт — шоссе, открытом для общественного движения, но все равно пустом. Дорога привела меня к воротам. Почтовый ящик слева гласил «ТЕСТАФЕР». Я остановил машину на обочине и пошел дальше пешком, старательно скрипя ботинками по гравию, чтоб меня не заподозрили в тайном вторжении.

Дом был типично американской имитацией типично французского коттеджа с алюминиевыми ставнями на окнах и тарелкой спутникового телевидения на коньке низкой крыши. Машины перед домом не было видно, но я поднялся на крыльцо и позвонил.

— Доктора Тестафера сейчас нет дома, — послышался блеющий женский голос из невидимого интеркома.

— Меня зовут Конрад Меткалф, — произнес я без всякой уверенности в том, что меня слышат. — Я частный инквизитор. Мне хотелось бы поговорить с вами, — кем бы вы ни были, добавил я про себя.

Последовало молчание. Я внимательно осмотрел дверь, но интеркома так и не нашел.

— Я… я сейчас, — произнес голос.

Я ждал на крыльце, но голос доносился откуда-то справа. Я повернулся и увидел маленькую дверь, отворившуюся в стене низенькой пристройки. Голос, как выяснилось, принадлежал черноухой овечке в шлепанцах и халате. Она стояла в дверях, придерживая копытом пояс халата и подслеповато щурясь.

Я подошел к дверце.

— Меня зовут Конрад Меткалф, — повторил я. Ростом овечка едва доставала мне до груди, и я сошел на ступеньку вниз, чтобы не слишком возвышаться над ней.

— Меня зовут Дульчи. — Розовая кожица между верхней губой и черным носиком при разговоре трепетала. — Пожалуйста… заходите.

Я кивнул.

— Тут немного низко, — предупредила она. — У меня нет ключей от главного входа.

Она повернулась и протопала в дом, оставив дверь открытой. Я не спешил заходить.

В длину и ширину помещение не отличалось от любого другого, зато было почти вдвое ниже. Я постоял, согнувшись, в дверях, пока глаза не привыкли к полумраку, потом добрался до диванчика у дальней стены и уселся там. При желании я мог бы сейчас дотянуться до потолка рукой. Тестафер перестроил для овцы или кого-то еще такого же роста целое крыло дома. В цветовой гамме преобладали детские розовые и голубые тона, и почти все, кроме дверных ручек и выключателей, было обито плюшем. Плотные занавески не пропускали солнечный свет — комната освещалась двумя большими торшерами, которым пришлось сильно наклониться, чтобы влезть сюда. Я испытывал к ним симпатию: как и я, они казались пришельцами из реальной жизни в кукольном доме.

Овечка нервно протанцевала по комнате, потом немного успокоилась и уселась в удобное кресло напротив меня. Я наклонился вперед, опершись на колени.

— Доктор Тестафер говорил вам, что случилось с доктором Стенхантом?

— Д-да, — ответила овца. — Он был очень расстроен.

— Мы все расстроены, — сказал я. — Особенно мой клиент. Он стоит одной ногой в морозилке, и лично мне не верится, что доктора убил именно он. Вы хорошо знали Стенханта?

Овечка вздрогнула, хотя это могло ничего и не означать. Я не Айболит.

— Я видела его однажды, — проблеяла она.

— Он заходил сюда?

— Да.

— Вы выходите в город, Дульчи?

Она пожевала губами.