Я ждал, что он продолжит, но он молчал.

Я допил стакан и поставил его на пол между нашими ногами.

— Вы говорили о детективе, который понял намек лучше, чем я.

— После того как вы отказали Мейнарду в услугах, он обратился ко мне, чтобы я нашел ему кого-то для слежки за Челестой. Я нанял другого специалиста, чтобы тот начал с того места, с которого ушли вы. Мейнард предоставил выбор мне: после неудачи с вами сам он не хотел видеться с новым детективом, так что я ему в этом помог.

— Как его зовут?

— У меня есть подозрение, что вы собираетесь побеспокоить его.

— Совершенно верно.

— Видите ли, он занимался делом совсем недолго. Его уволили за шесть дней до убийства.

— Отлично. Так как его зовут?

Толстяк хихикнул.

— Не вижу, с чего бы мне называть его вам.

— Очень просто. Я так и так узнаю. Или вы сами назовете его, или мне придется побеспокоить ваших протеже.

— Отлично. Знаете, мне даже нравится оставлять вас в убеждении, будто ваши угрозы меня трогают. Нет, вы мне решительно симпатичны. Его зовут Уолтер Сёрфейс. Но вы обнаружите, что ему ничего не известно.

— Мне все-таки любопытно. Кто следил за Челестой после Сёрфейса?

— После двух неудач я смог убедить Мейнарда в бесполезности слежки со стороны. Он попросил, чтобы за ней приглядывали мои люди, и я согласился. Вот и все.

— Кто-нибудь следил за ней в момент убийства?

Фонеблюм помрачнел. Я задел его за живое, хотя не знал как. Он надул щеки, потом спустил их, как сдутые шарики. Свободной рукой он теребил бороду, а брови так и порхали по лбу.

— Увы, нет, — мягко произнес он. — У нас нет записей ее выходов.

Может, убийство совершено все-таки Челестой? Может, Фонеблюм пытается прикрыть ее? Версия не внушала доверия, но другой у меня не было.

— Что делал Стенхант в «Бэйвью»? — спросил я.

— Хотелось бы мне знать.

— Вас еще не допрашивал Отдел? Вы ведь в этом деле по уши.

— Отдел меня не допрашивал, — невозмутимо ответил он, и мне показалось, что он говорит правду. — Так или иначе, мои руки чисты. Думаю, это понятно даже вам.

— Непохоже, чтобы вы боялись Отдела — и все же тогда в разговоре вы подпрыгнули при упоминании Моргенлендера. Чем он отличается?

— Моргенлендер — чужак. Этакий крестоносец, только его здесь не хватало.

— Вы сами себе противоречите, Фонеблюм. Отдел либо друг вам, либо нет. Но не то и другое одновременно.

— У нас с Отделом взаимопонимание. А иконоборец вроде Моргенлендера угрожает стабильности. Он сует нос в дела, которые ему вовсе незачем знать. Вроде вас.

— Спасибо. Я испытываю мгновенное чувство признательности к парню, давшему мне в зубы.

— Вы ворчун, мистер Меткалф. Мне казалось, такие оказии для вас уже в порядке вещей.

Я слишком устал, чтобы придумать достойный ответ. Я подобрал стакан и встал из кресла.

— Виноват, — спохватился Фонеблюм. — Мне стоило предложить вам еще.

— Нет, спасибо. Я пью на пустой желудок. — Я поставил стакан на полку к бутылкам и вытер влажную ладонь о штаны. — Я думаю, не стоит больше вас задерживать. Простите за беспокойство.

— Минуточку. Как вы думаете, почему я позволил вам допрашивать меня?

— Так скажите.

— Вы мне нравитесь. Я верю в чистоту ваших намерений. Мне приятно избавить вас от неприятностей. Откажитесь от дела, и я прослежу, чтобы вашу недостающую карму возместили. У этого дела нет будущего, мистер Меткалф.