|
Время близилось к полуночи, и весь Канарси по обыкновению будто вымер. Мои конкуренты – два других окрестных бара – еще не закрылись, но если в них не спали, то уж, во всяком случае, позевывали. Мой собственный бар «Я НЕ...», разумеется, являл собой сонное царство. Странное чувство охватило меня, когда я проехал мимо и увидел его покинутым и запертым на замок. Как же мне хотелось вылезти из машины, открыть двери, включить яркий свет и телевизор, надеть передник и, даст бог, перемолвиться словечком с одним‑двумя посетителями. Если, конечно, они заглянут ко мне.
Сегодня ночью, мигом вспомнил я, должны показывать «Смертельный поцелуй», где Виктор Мэтчер хочет жить честно, но Ричард Уиндмарк ему не дает и сталкивает с лестницы старуху в инвалидном кресле. А совсем поздно пойдет «Примите подарочек» – старая комедия с Филдзом, в которой Филдз покупает апельсиновую рощу в Калифорнии. Сколько же прекрасных передач я пропущу, а все потому, что где‑то кто‑то совершил дурацкую ошибку. Ну, ладно. Короче, мы колесили по округе минут пятнадцать, прежде чем «тр‑рах!» и «Тьфу, черт!» помогли мне обнаружить патрульного Циккатту. Я высунул в окно голову и как мог тихо позвал: – Эй! – А? Я увидел, как Циккатта стоит на тротуаре, в темноте на полпути между двумя фонарями, и, согнувшись, поднимает свою дубинку. Оставаясь в согнутом состоянии, он принялся озираться по сторонам, будто вершил обряд какой‑то неведомой веры. На самом деле Циккатта просто хотел узнать, кто его окликнул. – Я здесь, – сказал я. – Чарли Пул. Я уже успел остановить «паккард» у левого тротуара, рядом с Циккаттой. Патрульный посмотрел в мою сторону, в конце концов увидел меня, узнал и воскликнул: – О! Это ты, Чарли. Он поднял дубинку, разогнулся и подошел к машине. – Купил, что ли? – Что? Ах, вы о машине. Нет, просто одолжил. – Я заметил, твое заведение закрыто. Думал, ты захворал или еще что. – У меня были дела, – ответил я. – Сейчас не могу об этом говорить. Не обижайтесь. – Какие обиды! Почему я должен совать нос в твои личные дела? – С этими словами он опять наклонился и одарил улыбкой Хло, чуть приподняв форменную фуражку. – Добрый вечер. Хло улыбнулась в ответ, кивнула и сказала: – Добрый вечер. – Патрульный Циккатта, – проговорил я, хотя мне было вовсе не до церемоний. – А это... Хло... Э‑э‑э... – Шапиро, – сказала она. – Шапиро, – повторил я. – Хло Шапиро. Хло, это патрульный Циккатта. – Как поживаете? – одновременно осведомились они. Я уже начинал терять терпение. Дело грозило дойти до чаепития с шоколадным печеньем. – Патрульный Циккатта, я хочу вас кое о чем спросить, – сказал я. – Разумеется, Чарли. Что такое? – По секрету. И я не могу сказать вам, почему спрашиваю. Он взялся левой рукой за пряжку ремня, хотя мне показалось, что на самом деле Циккатта хотел приложить ладонь к сердцу. – Я не любопытный, Чарли, и вынюхивать не стану. С чего мне нос совать куда не надо? – Замечательно, – сказал я – Вот что я хочу знать. Где‑то в полиции служит человек по имени Патрик Махоуни, и я... – Я бы удивился, не будь там такого человека, – ответил патрульный Циккатта и захохотал. Он снова подался вперед и подмигнул Хло. – А вы, мисс? Удивились бы? Рад сообщить, что на сей раз Хло удостоила его лишь мимо летной улыбки. – Дело серьезное, патрульный Циккатта, – сказал я. |
