– Ты лжец, Маттос, – раздался в ответ скрипучий голос Августино. – Ты не хозяин своему слову, и мне противно разговаривать с тобой… А теперь несколько слов для солдат спецподразделения. Дорогие мои! Тем из вас, кто добровольно перейдет на мою сторону, я назначаю еженедельное жалованье в размере двадцати пяти тысяч долларов. С решением не тороплю и даю пятнадцать минут.

В бой пошли деньги и власть. Десять минут, которые комиссар отвел на размышления Августино, свалились мне на голову очень кстати, и я, приободренный этим тайм-аутом, быстро побежал вниз, но скоро остановился и замер.

Дверка захлопнулась. По краю минного поля, с моей стороны, пригибаясь к земле, быстро бежали солдаты Маттоса. Поравнявшись с красным колышком, они залегли в кусты.

«Опоздал!» – с отчаянием подумал я, понимая, что уже никак не смогу проникнуть на территорию базы, кроме как через главные ворота. Но там мне придется объяснять комиссару, куда я увел последнюю «мамочку» и почему через минное поле, а не через ворота. Второго фокуса с «парламентерством» не получится, Маттос не пропустит меня на базу. Скорее всего он наденет на меня наручники.

У меня не было даже какого-нибудь вшивого пистолетика, с которым я мог бы пробить себе путь на базу. Машинально подняв с земли палку, я быстро пошел по склону вниз, с жаждой безумца ожидая встречи с солдатом, чтобы размозжить ему голову и отобрать винтовку. Мое стремление к Анне было столь велико, что я уже не думал об опасности и не мог скрыть своих намерений.

Удар по голове был столь сильным и неожиданным, что в первое мгновение мне показалось, будто я сослепу налетел на какое-то препятствие, что-то вроде пожарного рельса, и оттого у меня в голове сначала вспыхнуло, а потом загудело. Земля стала уходить из-под моих ног, я почувствовал, как мое лицо залило кровью. Оседая, я стал хвататься за ветки, ломая их своей тяжестью, и, повернувшись, успел увидеть широкое, лунное лицо Влада.

– Вот и сквитались… – сказал он, и слова его остались где-то наверху, а я провалился в черную бездну.

* * *Я еще не вернулся в реальный мир, но обрывочные мысли уже вращались в голове, путались, цеплялись друг за друга, образуя периодически повторяющийся набор лозунгов: «Два раза на те же грабли», «Надо быстрее к Анне», «Где я?», «Два раза на те же…»

Приоткрыв глаза, я увидел прямо перед собой чьи-то ноги в армейских брюках и высоких шнурованных ботинках. Звук, который я сначала принял за шум волн, оказался жидкими аплодисментами. Армейские ботинки плясали по рыжей пыли. Я поднял взгляд и увидел, что рослый солдат, сжав кулаки, методично наносит удары по лицу Дика. Несчастный вакуэро, умытый кровью, всякий раз после удара падал на землю, но тотчас поднимался и, мстительно глядя на солдата, принимал боевую стойку.

– Тебе еще мало? – перекатывая во рту жвачку, спросил солдат и с разворота ударил Дика ботинком по лицу. Дик, слишком легкий и тщедушный по сравнению с солдатом, отлетел на несколько шагов и упал на спину. Опять раздались аплодисменты солдат, стоящих вокруг «ринга». Мужество вакуэро все еще не было сломлено, и мой друг, размазывая по лицу кровь, опять поднялся на ноги.

Сделав над собой усилие и едва не застонав от боли, я встал и толкнул солдата в спину.

– Хватит! Уже места нет, куда б медаль повесить…

– Еще один оклемался! – радостно взревел солдат, повернувшись ко мне. – Может, и ты хочешь?

Я молча обнял Дика за плечо и вывел с «ринга». Вакуэро пытался было противиться, но это сопротивление я сломил легко.