Снежные хлопья разносились холодным ночным ветром по темному пространству Синиссипи-парка. Повсюду лунный свет пробивался сквозь рваные тучи, освещая покрытые снегом и льдом дорожки. Снег оседал на стволах и ветвях деревьев, выделяясь белым пухом на черном бархате.

Рэй Чайлдресс закончил осмотр санного спуска, повесив цепи, преграждающие путь к лестнице, повесив предупреждающие надписи и заперев сарай с оборудованием. В парке было тихо, последние машины разъехались, люди разошлись по домам. Внизу, вдоль спуска, до самой границы с рекой горели фонари, но там шевелились какие-то неясные тени.

Рэй задержался, закрывая сарай, и стоял, всматриваясь в темноту. Черт побери, как странно, что лед сломался сразу весь, целиком. Он сам проверял его накануне днем. Толщиной в четыре дюйма, прочный, и не было признаков, что он может треснуть.

Чертовски странно.

Он работал в парке много лет. Видел множество странных вещей, но ничего подобного прежде не встречалось.

Дыру во льду ничем не объяснить.

Стоя там и думая обо всем этом, он услышал некий звук, резкий и пронзительный в тишине ночи — медленный, ленивый треск разбивающегося льда — словно лопался стеклянный стакан.

Он повернулся и посмотрел. Двадцать лет такого не происходило.

Он был въедливым человеком, любящим доходить до сути, любил, чтобы работа была доведена до конца. Когда возникали трудности, он старался дойти до корня проблемы, дабы предотвратить ее повторение и быть наготове в случае чего.

Он упрямо схватил четырехрежимный фонарик и двинулся вниз по склону. Выйдя на лед, стал двигаться осторожнее, пробуя лед на прочность. Он должен был увидеть все сам. Наверное, глупо было так поступать: сейчас темно, не лучше ли подождать рассвета? Но он хотел увидеть, что произошло, прежде чем еще кто-либо.

Мириады фасеточных глаз провожали его к излучине реки, следя за его движениями, но он не мог их видеть.

От дыхания изо рта валил густой пар. Он добрался до места, где желоб переходил в лед. Кэрол ушла по делам церкви и нескоро вернется, так что можно не спешить с возвращением домой. Он медленно, осторожно двигался по льду, стараясь ступать твердо. Луч фонарика пробивался сквозь тьму, отражаясь от темного полотна замерзшей реки.

«Тихо как», — подумал он. Даже ветер…

Он резко остановился, пройдя несколько сотен футов, и уставился на торчащий, словно надгробный памятник, остов саней Хепплеров, застрявших во льду, наклонившихся набок и задравших закругленный нос. Их нижняя часть погрузилась в воду. Деревянные части саней сломались.

Рэй покачал головой. Он никогда не видел ничего подобного. Дыра открылась и снова захлопнулась, изломав сани. Проклятье, чертовщина какая-то!

Он двинулся дальше, собираясь сделать не больше нескольких шагов, но лед вдруг закачался под ним, весь целиком — разломался на части, как будто был совсем тоненьким. Рэй рванулся назад, пытаясь спастись, но поздно — он уже скользил в ледяную воду, тяжело дыша и глотая воздух. Ботинки и пальто тянули его вниз, поэтому он отшвырнул их, туда же последовали и перчатки, и он отчаянно шарил по льду в попытке за что-нибудь ухватиться.

— Помогите! — кричал он, и голос его срывался. — Помогите! Кто-нибудь, ради Бога!

Отчаянно барахтаясь в ледяной воде, он пытался ухватиться за край льдины. Но фонарик он уже потерял, стало темно, и он не видел краев.

— Помогите мне! — в ужасе вопил он.

Потом увидел глаза, желтые, яркие. Они были повсюду, пробивались сквозь темноту, наблюдая за его борьбой.

Они ждали.

Потом лед начал двигаться. Он услышал треск, в воде как будто поднялись волны. Грохот, который последовал за этим, отчетливо раздавался в ночной тишине. Он снова завопил, но что-то уже вцепилось в его ноги и потащило вниз.