— Тот мужчина. Он растягивался в нужную сторону, помнишь? — Как следовало называть расширенное вневременное восприятие Ван Несса воспоминаниями или предвидением… — Уходил дальше всех остальных, исключая сверкающие объекты. Он был более полон.

— Бежит, бежит… я видел, как он бежит. Это была борьба.

— Борьба, Билли? Какая борьба?

— К-к-к-к-как! Слишком краткая, чтобы я увидел… эти огромные машины. О, какие большие, но насколько короткие!

Огромные машины с небольшой продолжительностью жизни. Что это могло быть?

— Шум. Время от времени. Но порой — тишина… и место, где часто жизнь коротка… бег, бег, когда они прибывают… прибыли… прибудут… К-к-к-к-как! К-К-К-ККАК!

Появились первые признаки конвульсий. Дю Броз торопливо сделал парню второй укол и успокоил его гипнотическим внушением. Судороги прекратились, Ван Несс лежал неподвижно, закрыв глаза, и глубоко дышал.

Дю Броз вернулся в свой кабинет, коща Камерон бросал на его стол какие-то бумаги.

— Я пошел домой, Бен, — сказал директор. — Что-то голова побаливает, не могу сосредоточиться на этих проблемах. Но кое-какие я решил. Где Сет? — Он взглянул в глаза Дю Брозу. — Впрочем, неважно. Я…

— Надеюсь, с вами все в порядке?

— Да, — неохотно буркнул Камерон. — До свидания.

И он вышел, оставив удивленного Дю Броза. Неужели Риджли опять добрался до шефа?

Симптомы: головная боль, нервозность, неспособность сосредоточиться…

Дю Броз торопливо пробросал папки с бумагами, ища прежде всего самую важную. Наконец, нашел, однако досье доктора Эмиля Пастора явно не трогали. Может, остальные графики с упоминанием об интересах вне работы…

И там ничего. Хотя, минуточку, — около одной из фамилий виднелся поставленный карандашом крестик.

Эли Вуд, Нижний Орлеан, математик; домашний адрес: 108 Луизиана В-4088; увлечения вне работы: сказочные шахматы…

9

Никто его здесь не знал, и он испытывал глубокое смирение, вытекающее из факта, что можно вот так просто идти по Дорогам Нижнего Денвера среди людей, не подозревающих, мимо кого проходят. Дороги, забитые военными, и никто даже не взглянул на маленькую, невзрачную фигуру, шагавшую центральным трактом. Это было второе испытание, более трудное, пожалуй, чем первое. Уничтожение символов собственного прошлого прошло опасно легко, породив искушение, ибо теперь он знал, что все вещи — просто иллюзия, и знал, насколько легко было бы проткнуть мыльный пузырь Вселенной.

Умереть он не мог, потому что его мысли продолжали бы жить дальше. В начале было Слово и в конце тоже будет Слово.

Ему хотелось домой, но сначала он должен был пройти это испытание, а ближайшим подземным городом оказался Нижний Денвер. Документы открыли ему доступ внутрь. Он предъявил их так, словно был обычным человеком, и в своем смирении решил стараться и дальше выглядеть таковым. Только его мысли, мысли Бога, будут сиять между звездами — иллюзорными звездами в иллюзорной Вселенной, которую он мог бы уничтожить…

Это было испытание. Никогда больше он не должен пользоваться своей мощью. Как же часто тот, второй Бог, должен был испытывать желание уничтожить Вселенную, которую сам сотворил! Однако он удерживался от этого, значит, должен удерживаться и доктор Эмиль Пастор.

Он по-прежнему будет называть себя доктором Эмилем Пастором, это входит в программу воспитания смирения. Он никогда не умрет. Умереть может его тело, но разум — никогда.

Все эти военные на Дорогах — насколько благодарны были бы они ему, зная, что существуют лишь благодаря милосердию доктора Эмиля Пастора.