— О чем ты?

— Да просто… — Она смакует эту минуту. — Ты теперь как-то дальше от меня, чем был до отъезда. А я думаю, когда люди отдаляются, значит, у них есть какая-то тайна, которой они не хотят делиться, потому что не уверены, как ты с этим справишься.

— С чем?

— Ладно, все это чушь. Сама себе напридумывала. Смотри-ка. Скай здесь — вон ее Салунмобиль. — Она поворачивается и смотрит на меня. — Но ведь ты рассказал бы мне, если бы у тебя была тайна, правда? Я с чем угодно справлюсь. Ты же знаешь.

— Знаю.

— Вот и хорошо. Пошли.

Анна-Луиза первая заходит в «Свалку», а я проверяю и перепроверяю, закрыты ли дверцы машины.

Представьте себе, что вы усаживаетесь в кресло перед экраном и вам показывают жутко кровавый фильм про то, как вам делают операцию, которая спасла вам жизнь. Без которой вы были бы не вы. Но вы этого не помните. Или все-таки помните? Понимаем ли мы, какие события делают из нас то, что мы есть? Дано ли нам понять, в силу каких побудительных причин мы делаем то, что делаем?

Когда мы ночью спим — когда идем через поле и видим дерево и на ветвях его стаю спящих птиц — когда говорим друзьям не всю правду — когда держим друг друга в объятиях, — какое хирургическое вмешательство испытывают наши души — через какие мы проходим разрушения, исцеления, потрясения, постичь которые нам не суждено вовек? Какие создаются фильмы, которых никто никогда не увидит?…

Что ж, будем называть вещи своими именами. У меня в Европе действительно было. А было то, что я там встретил другую — Стефани — вот я и произнес ее имя — и на время я забыл Анну-Луизу.

Само собой, теперь я снова о ней помню. Теперь.

И конечно, мои отношения с Анной-Луизой изменились. Почти нет уже прежней жадности, когда хочется всего и сразу, но это и к лучшему. Да у нас и никогда-то не было любви по образу и подобию залихватской пивной рекламы. Меня, кажется, даже угнетало порой, что наши отношения совсем не тянут на «крутую» рекламу. Ну, вы понимаете: машины, развивающие космическую скорость под рев какой-то термоядерной музыки, штук двадцать неприступных красоток в бикини — мастериц поджаривать вас на медленном огне, хотя у самих одно на уме… Мало-помалу свыкаешься с тем, что имеешь.

Если мы с Анной-Луизой слишком часто повторяем друг другу «ты мне нравишься», это только потому, что мы прекрасно знаем: в нас не хватает страсти, которая, как считается, должна была бы нас обуять. Какие-то мы скованные. О таких вещах много думать вредно.

Анна-Луиза мне нравится. Вместе нам хорошо и просто, и я надеюсь, что этого достаточно. От мысли, что должно же быть что-то еще, я делаюсь усталым и разбитым.

8

— Тайлер! Анна-Луиза! Привет царям природы, пожирателям низших форм! Кстати, глянь-ка вот на это.

Скай, подружка Анны-Луизы, перебрасывает мне псевдофирменные солнцезащитные очки, сработанные каким-нибудь трудолюбивым островным народцем в Юго-Восточной Азии: гладенькие, блестященькие и противно пахнущие сырой ягнятиной. Скай и с ней вся наша компания — Пони, Гармоник, Дэвидсон, Лесли, Мей-Линь и Гея — оккупировали в «Свалке» кабинку под условным названием «Сибирь», в глубине зала, по соседству с видеогетто. Дэвидсон как заведенный щелкает моим фотоаппаратом с моей, между прочим, пленкой, и все семеро будто ополоумели — прихорашиваются и позируют — ни дать ни взять, немецкие пестицидные магнаты, всучившие свой «полароид» самому Энди Уорхолу. На столе, среди жратвы, неторопливо проявляются отснятые фотки.