Я смотрел на Джасмин с Дэном, и эти звуки на краю города напоминали мне то, что я уже слышал раньше, в телевизоре, в документальном фильме о Второй мировой войне. Я смотрел документальный фильм, где показывали, как в некоторые из городов Европы вторгались нацисты со своими танками, артиллерийскими снарядами и бомбами, а жители этих городов пребывали в полном смятении и растерянности. Жители эти, упорно закрывавшие глаза на технические и физические перемены в мире, не позаботились даже о том, чтобы защитить себя, не дали себе труда возвести оборонительные заслоны, или заранее разработать план ответных ударов, или наладить производство вооружения — так и спали, огородившись от всего своим коллективным сном, полагая, что то, о чем невозможно помыслить, никогда не случится. Полагая, что им ничто не угрожает.

12

Время действовать: родители Джасмин позвонили сегодня с утра пораньше и сообщили, что у них «потрясающие новости, от которых вся наша жизнь переменится».

Джасмин, пролетая по коридору, кричит: — Повторяю дословно для всех, кто сейчас в студии, — «наша жизнь переменится». Перемены в жизни нам всем ох как нужны. Ну-ка, подъем, подъем, подъем!

Пока Джасмин разносит по дому эту бодрую весть, Дейзи бесчувственной кучей лежит на своем матрасе.

— Что за побудку ты нам устраиваешь? Разве можно так? Какая такая великая важность, что даже сон досмотреть не дают?

— Мама с папой не сказали, деточка, но, похоже, действительно что-то важное, они хотят встретиться с нами за вторым завтраком. Давай, шевелись, заклеивай скотчем свои дредлоки, в общем сделай с ними что-нибудь, тебе лучше знать. Марк! Тайлер! Живо встаем и едем!

— Куда это? — бурчу я, спотыкаясь волоча себя к туалету. Я щурюсь и плохо соображаю — как и все младшее поколение Джонсонов, рано утром меня лучше не трогать.

— «Ривер-Гарден».

— Китайский ресторан?

— Точно.

— На завтрак?

— На второй завтрак. Дим-сум. Это, знаешь, когда по залу возят тележки и ты сам берешь с них что тебе приглянулось. И, как я слышала, дим-сум — довольно выпендрежное мероприятие, так что оденься поприличнее и помоги собраться, Марк. У нас в семье ген вкуса передался только тебе. Я, по-моему, совершаю очередное преступление против нынешних представлений о моде.

После нескольких круговых циклов с поочередным использованием ванной комнаты мы сползаемся на крыльце и переваливаемся в Джасминов «крайслер» — необъятных размеров белый мастодонт с затемненным ветровым стеклом, прямо как у агента спецслужб. Этакая «белая шваль». Джасмин кричит Марку, чтобы он немедленно прекратил колупать остатки клея на фарах — два бледных кольца, напоминающие о нагрудном украшении стриптизерши, которое Дэн когда-то на них прилепил. «Марк! Живо в машину!» — кричит она, пока мы с Дейзи пристегиваемся ремнями безопасности, заранее готовясь к тому, что сейчас нас прокатят с ветерком. Когда Джасмин за рулем, по-другому не бывает.

Мы буквально выпрыгиваем с подъездной дороги и, набирая скорость, мчимся по сухим плоским улицам Ланкастера, так что шейные мышцы ноют от напряжения.

— Мать-в-натуре! — возмущается сзади Дейзи. — Я-то думала, бывшие хиппи машину водят нежно и ласково!…

— Как Дэн научил, так и вожу, рыбка моя.

Мне не дает покоя, какую такую тайну собираются нам поведать бабушка с дедушкой.

— Может, они попросят нас забрать у них часть их денежек? — высказываю я предположение, но Джасмин с ходу его отметает.