— Тебе заранее можно позавидовать.
— Таких, как Дэн, сюда на пушечный выстрел не подпустят.
— Бронируй место прямо сейчас.
Эпизод с Хизер-Джо — несостоявшийся — пробудил у Стефани интерес к нашему американскому телевидению. Ночевать мы устраиваемся в самом мотельном из мотелей, какой только можно себе представить, в «Тихой гавани у Мела», в окрестностях Астории, штат Орегон, и, будь наша воля, мы прихватили бы с собой все, что есть в номере: декоративную штуковину (композиция из спаянных вместе металлических прямоугольничков), выцветшие полосатые занавески с вкраплениями золотой нити образца 19б2 года, прикроватные столики в форме детской лужицы на линолеуме. Мы ждем, когда покажут последний хит с участием Хизер-Джо — «Дизайнерский батальон», а пока прогуливаемся по всем тридцати семи имеющимся здесь каналам в поисках чего-нибудь эдакого. Жизнь богата и разнообразна.
— Чудесно, — млеет Стефани.
— Телевидение проживет еще десять тысяч лет, — говорю я, — Оно вообще будет всегда.
Прежде чем улечься спать, мы подкрепляемся хлебом из гастрономической лавки для яппи. Он чуточку отдает розами. Мы запиваем его водой из мотельного крана. У нее вкус талого снега.
43
31 октября, канун Дня Всех Святых.
Вечер Хэллоуина, а мы обречены на заточенье в мотеле «Лассо» в Маунт-Шасте, Калифорния, — родном городе Джасмин. Комфортмобиль проходит обследование и курс лечения на местной автостанции. Мой бедный малыш занемог — вдруг закашлял, а потом и вовсе отрубился на заправке «Шеврон» возле федеральной автострады 5 — всего несколько часов назад.
Чтобы размять затекшие ноги, мы со Стефани, оба закутанные в свитера, идем прогуляться по уютным пригородным улочкам и смотрим, как детишки, переодетые кто кем, ходят по домам собирать сладкую дань. Мы разглядываем крошечных панков, и балерин, и нищенок, и суперменов, а тем временем в самые неожиданные моменты раздаются хлопки «римских свечей» — вот уже в кроне дерева рассыпается сноп искр: испуганно срывающихся с места птиц я принимаю за падающие звезды. На земле среди побуревших сухих листьев я нахожу капсулу, используемую в дорожных ограничителях, со светящейся в темноте зеленой «марсианской пылью», и мы, гуляя, перебрасываем ее друг другу.
— Оглянись назад, — говорит Стефани, и я роняю светящуюся игрушку, — какой стильный костюм.
Позади нас идет мальчонка в черных джинсах, черном свитере с глухим воротом и в белом, как у пугала, косматом парике. С ним девочка в таком же белом паричке и в черном платьице — взявшись за руки, они идут посередине притихшей улицы. Мешочки у них уже наполовину заполнены сладостями, а мысли заняты манящей перспективой новых подношений.
— Это Энди и Эди, — шепчу я, и мне радостно оттого, что я вижу Энди Уорхола и Эди Седжвик, наконец-то всем довольных, таких, какие они на небесах.
Дети и правда живут словно во сне.
В прошлый Хэллоуин, дома, в Ланкастере, я уговорил Анну-Луизу поиграть со мной в «планеты». Мы с ней обедали в «Свалке токсичных отходов» и заодно изучали все, что написано на бумажных салфетках под нашими тарелками. Анне-Луизе досталась салфетка «Американские коктейли» (Тайлер, пять долларов, если ты скажешь, из чего смешивают «Роб Рой»). У меня оказалась салфетка «Планеты» со столбиками чисел — любопытная астрономическая статистика.
И на обратном пути, на шоссе Три Шестерки я купил у фермера, поставившего на обочине свой торговый лоток, тыкву и несколько стручков гороха. Со всем этим я выехал прямо в чисто поле в сторону Завода и, произведя кое-какие вычисления на вмонтированном в мои ручные часы калькуляторе, опустил тыкву на землю и велел Анне-Луизе стоять рядом и ждать. |