Деряба метнул на мальчишку холодный взгляд, но тот не поежился и не отвел глаз. Твердый был мальчишка. Упорный. Не повезло купцу Жадану такого пострела обидеть.

Атаман был сильно пьян, но Коломец знал, что хмель недолго держится в рыжеволосой голове Дерябы. Пара верст конного ходу на встречном ветру – и от хмеля не останется и следа.

Коломец нахлобучил на черную, вихрастую голову шапку и вышел из комнаты. В сенях он грозно взглянул на парней и рявкнул:

– Ну, чего расселись? Атаман велел – по коням!

2

Отряд из двадцати всадников, во главе которого скакал на гнедом, рослом коне сам атаман Деряба, нагнал караван меньше чем за полчаса.

Напали внезапно. Выскочили из кустов, как лешие из малинника, и принялись рубить конвой кривыми печенежскими саблями.

Первому охоронцу срубил мечом башку с плеч сам Деряба. Второго пронзил пикой Коломец. Еще трое охоронцев выхватили из ножен мечи, но воспользоваться ими не успели.

Разбойники рубили их мрачно, деловито и угрюмо: взмах – удар, взмах – удар… Работа привычная.

Один из охоронцев, розовощекий паренек лет осьмнадцати, сумел прорвать круг и пришпорил было коня, но разбойник Хлюп вскинул лук и пустил ему вслед стрелу. Стрела пронзила мальчишке горло, и он замертво свалился с коня в дорожную пыль.

Вскоре с охоронцами было покончено, и разбойники, хрипло дыша, повернули коней к подводам. В крайней из них сидели трое. Толстый бородатый мужик с отечным лицом и в богатом кафтане; худая баба лет сорока, одетая, как одеваются купчихи, и еще один человек – еще не старый, но уже седой, с бритой по‑иноземному бородой и с какими‑то слюдяными кругляшками на глазах. Ужас нагнал на сидящих столбняка.

Но вот один из троих, толстобрюхий купец, опомнился, вскочил на ноги и стеганул коренную лошадку плетью по крупу, но чернобородый Коломец преградил им путь и, схватив лошадь под уздцы, заставил подводу остановиться.

– Тпру! – рявкнул он, да так сильно и страшно, что лошади в ужасе прижались друг к другу и запрядали ушами.

Толстопузый купец хотел спрыгнуть с подводы и броситься наутек, но атаман Деряба занес над его головой саблю и резко проговорил:

– А ну стой!

Купчик зажмурился от блеска клинка, перепачканного кровью, и присел на корточки.

– Вот так, – ухмыльнулся Деряба.

Он опустил саблю и отер свободной рукою потный лоб. Рубить людей – тяжелая работа. У Дерябы ныла рука и болело плечо. Зато хмель окончательно выветрился у него из башки.

– Мальчишку сюды! – распорядился Деряба.

Один из разбойников сбросил с седла постреленка и пнул его ногой в спину, направляя к атаману. Мальчик пробежал несколько шажков на негнущихся ногах и остановился. Его сухое, востроносое лицо было бледным, почти серым. Он старался не смотреть на мертвецов, валявшихся на земле.

Деряба кивнул на купца и сурово спросил:

– Ну? Этот, что ли, твой Жадан?

Мальчик поднял взгляд и посмотрел на толстобрюхого купца. Тот глядел на постреленка умоляюще.

– Чего молчишь? Он или не он?

– Он, – хмуро ответил Прошка.

– Ладно, уйди в сторону.

Прошка опустил голову и отошел к обочине дороги. Рыжий атаман взглянул на купца и спросил:

– Чего везешь?

– Ничего, батюшка, – развел руками купец. – Деньги в товаре, а товар я в Онтеевке перегрузил, он теперь с моим человечком до самого Яров‑града поедет.

Деряба вздохнул и снова поднял саблю. Глянув на страшную саблю, купец побледнел и взмолился:

– Смилуйся, атаман, не губи! Помилуй бедного купца, буду век за тебя Велесу и Перуну молиться!

Деряба вдруг склонился с коня, быстро схватил купца одной рукою за ухо, оттянул его и полоснул по уху саблей.