На вопросы о семье она отвечает крайне сухо и неохотно, настаивать я не могу, иначе совсем закроется. Сказала, что живет одна, и, судя по всему, это правда – за все время ее никто не навещал, я специально спросил у сестер, она не подавала заявку на пропуск.
Матвей заложил руки за голову и откинулся на спинку кресла. Про заявку на пропуск он знал, потому что ничего не подписывал, а это входило в обязанности лечащего врача – обеспечить родственникам пациента вход на территорию клиники. Пациент подавал список, врач выписывал пропуска, отдавал старшей сестре, а та передавала список и пропуска на шлагбаум. Но Куликова никакого списка Матвею не подавала, хотя он напомнил ей об этом на второй день ее пребывания в клинике.
– А кем она работает, кстати? – спросил он, припомнив, что на этот вопрос пациентка ответила уклончиво – случайная подработка.
– Сказала, что занимается копирайтингом.
«Такое впечатление, что она врет кому-то из нас, либо мне, либо психологу. И потом – откуда тогда деньги на дорогую клинику и операции? Она не похожа на человека, располагающего такими суммами. Но первый взнос был оплачен в тот же день, как был выставлен счет».
– Она вам не нравится? – спросил Евгений Михайлович, и Матвей почему-то почувствовал подвох в этом вопросе.
– Она и не должна мне нравиться, – пожав плечами, отозвался он. – Мне на ней не жениться.
– Но вы испытываете к ней неприязнь, – настаивал психолог, и Матвей вдруг начал злиться.
– Тест на профпригодность?
Евгений Михайлович поднял вверх руки:
– Боже упаси! Просто стало интересно.
– Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство? Тогда, с вашего позволения, вернусь к работе. – Матвей придвинулся к столу и щелкнул кнопкой мыши, заново открывая файл с историей болезни.
Психолог посидел еще какое-то время, потом поднялся и вышел из ординаторской.
«Почему мне в последнее время кажется, что он меня изучает, как под микроскопом злокачественные клетки? Вопросы задает, присматривается, – думал Матвей, вбивая в файл запись о сегодняшней истерике Куликовой. – Как будто в чем-то подозревает. А я, как дурак, уже чувствую себя в чем-то виновным, хотя это абсолютно не так».
– Очень плохо? – не выдержала я, и он сунул мне читалку:
– А сами посмотрите.
«Ранним теплым солнечным осенним утром, блещущим той особой сентябрьской прелестью, что характерна только для этого периода, молодая стройная блондинка с длинными струящимися волосами, отливавшими спелой пшеницей и струившимися по тонкой балетной спине ярким водопадом…» – прочитала я и глупо хихикнула:
– Что это? Похоже на словарь эпитетов.
Вадим Сергеевич кисло улыбнулся:
– Не угадали. Роман начинающей и ну о-очень талантливой писательницы. Вас впечатлило?
– Вполне. Но вы ведь не собираетесь это издавать?
– Я что, похож на идиота? Мне никогда этого не продать. Это даже отредактировать невозможно, разве что заново переписать. Но и на такую работу я вряд ли кого-то найду. Или, может, вы возьметесь?
Я замотала головой:
– Ни за что. Меня уже укачало, а это только первая строка.
– Дальше еще хуже, – заверил агент.
– Куда уж хуже-то?
– Поверьте на слово или возьмите почитать.
– Нет, спасибо. И часто вам такое присылают?
– Значительно чаще, чем хотелось бы. И значительно больше, чем по-настоящему хороших текстов, – вздохнул он. – Такая работа. |