Василь перевернул тело врага и понял, что тот тоже мертв. Удар кинжала Вареника, видимо, пришелся ему в печень, потому что вся земля под телом хиджрета была залита кровью, которая тяжелыми толчками била из распоротого правого бока горца.

 «Вот тебе и взяли живьем» - подумал Дубовой, вспомнив наказ атамана. Памятуя его же приказ никому не покидать своих засидок  до особой команды, чтобы не помешать работать другим парам пластунов, Василь уселся на сырую землю рядом с телом друга. Вареник был еще жив - он тяжело и хрипло дышал, но дыхание его становилось все прерывистее, и вскоре он затих совсем.

              Дубовой наощупь нашел и прикрыл глаза товарища, с которым прошел долгий путь от запорожских порогов до этого безымянного, Богом забытого селения, и огромным своим кулаком смахнул с глаза надутую ветром слезу…

              Прошло немало времени, прежде чем он услышал из темноты чей-то тихий окрик «хлопцы, вы где?». Василь поднялся на ноги и так же тихо откликнулся. К нему подошел Лукьян Синица и, присев на колоду, шепотом спросил:

              - Ну, что у вас? Взяли басурман?

              - Не смогли живьем, - ответил Дубовой, - Больно резвые попались, пришлось насмерть валить.

              -  Хреново, брат, дело. Взяли живьем только троих нехристей, а наших потеряли четверых.

              - Пятерых, – уточнил Василь. – Вареник около твоих ног лежит. Прибрал Господь казака.

              - Ладно, брат Василь, жалкуй – не жалкуй над телом побратима – такая наша доля казачья, - сказал Лукьян, положив тяжелую руку на плечо Дубового. – Давай отнесем тело к остальным, к погребению готовить.

              Они подхватили ставшее вдруг невероятно тяжелым тело Вареника и понесли в селение…

18. ПЛЕННЫЕ

             Когда в саклю, куда сносили казаков, погибших в ночной схватке с горцами, внесли тело Вареника, первым, кого увидели Дубовой и Синица, был Заруба. Атаман стоял, склонив низко голову и, сложив молитвенно руки, что-то тихо шептал. «Молитву читает», - подумал Дубовой. Они тихо положили тело пластуна в ряд с другими и встали рядом с Гнатом, отдавая дань памяти погибшим. Дубовой мельком взглянул на атамана и поразился перемене в его лице – всегда открытое и добродушное, оно сейчас казалось высеченным из камня. Резкие морщины пролегли возле рта и избороздили лоб, а вьющийся чуб стал почти седым.

             Закончив молитву, Заруба затуманенным взором глянул на товарищей и дрогнувшим голосом сказал:

            - Вот так, браты… За одну лишь ночь потеряли мы пятерых наших верных казачков.