Василь Дубовой был самым старшим по возрасту - ему было тридцать пять лет, и самым опытным  из казаков, собравшихся в лощине.  Двадцать долгих лет провел он в войнах и походах, оставивших глубокие рубцы на его теле и закаливших его дух и волю.   Поэтому он первым почуял опасность и, охватив своими могучими руками троих казаков, оказавшихся рядом с ним в этот момент, увлек их под карниз,  заорав «Берегись!». Привычные к бою пластуны мгновенно рассыпались по лощине, укрывшись за многочисленными валунами и успев нырнуть под карниз. Но четверых все же достали стрелы горцев, пущенные с гребней, окружающих лощину.  Их тела теперь сиротливо лежали посреди каменной чаши, которая так недавно была местом радости и веселья по поводу встречи двух казачьих отрядов. Еще троих казаков, укрывшихся за валунами, но видимых с высоты гребней, поразили вражьи стрелы, которые густым дождем сыпались с утесов. Остальные сумели уберечься, хоть кое-кто из пластунов и получил стрелы в неопасные для жизни места.

             Василь взглядом поискал Осычного и увидел его в дальнем углу грота, образованного нависшим карнизом и каменной стеной скального выступа. Осычный что-то внимательно разглядывал в своем углу, прикрывшись телом покойного абрека.

             Василь негромко позвал его по имени и, когда сотник обернулся, спросил:

             - Ты чего там нашел, Серьга?

             - Туточки трещина есть в горе. Не пойму только – сквозная, чи не…

             - И шо нам от той трещины?  Можно уйти через нее, чи шо?

             - Узкая больно, - ответил Осычный, продолжая осматривать скальный массив. – Тебе не пролезть.

             Пластуны, живо выложив из тел убитых абреков  бруствер, укрылись за ним, и теперь стрелы горцев не залетали под карниз.

             Кто-то из казаков, оставшихся снаружи, выцелил, видимо, противника, и вслед за грохотом выстрела в лощину скатилось тело горца. С гребней опять посыпался дождь стрел, не причинив, впрочем, особого вреда казакам.

             Затем все стихло, и некоторое время над лощиной царила тишина.

             - Эй, урус-сабак! – раздался вдруг с высоты чей-то зычный голос. – Чиво пряталася, как баба? Если мущински есть, вихади на двор, моя тиба башка сносит будеть!

             - Иди сюда, храбрец! - ответил Дубовой. – Чего с высоты орешь? Спускайся, проверим, чья башка крепче!

             В ответ с кручи покатились крупные камни, увлекая за собой сотни и сотни слежавшихся в веках напластований из более мелких камешков. Лавина обрушилась на карниз, подняв густое облако каменной пыли.

             Когда пыль рассеялась, пластуны, кашляя и чихая от проникающей во все поры пыли, продрали запорошенные глаза и увидели безрадостную картину – обвал почти полностью засыпал пространство перед карнизом, оставив небольшую – в две ладони щель.

             С высоты гребней тот же голос с издевкой прокричал:

             - Што, сабак, типеря искажешь? Как сиба почиваешь в камена могила?

             Дубовой, весь серо-белый от пыли, с трудом протиснулся к сотнику.