– Я не думал, что ты так много для меня значишь. – Он чуть раскачивался на каблуках, словно никак не мог восстановить равновесия. – Я этого не хочу. Мне это не нравится. Мне это мешает.

Она быстро отвернулась, чтобы он не увидел, как ее взгляд потемнел от обиды.

– Райан, если ты хотел закончить наш роман, мог бы сделать это по-человечески. Не так жестоко. Он положил ей руки на плечи, развернул к себе.

– Неужели похоже, что я хочу его закончить? – Прижал ее к себе, поцеловал снова. – Как, похоже или нет?

– Перестань играть со мной в свои игры! Она не сопротивлялась. Голос был слабым, дрожащим. Можно было себя за это презирать, но голос все равно не слушался.

– Я не гожусь для таких игр… – прошептала она.

– Надо же, я не думал, что способен тебя обидеть. Он больше не сердился. Пальцы разжались, прикосновение из угрожающего стало ласкающим.

– Почему-то меня это радует. Должно быть, я последняя скотина.

– Я думала, ты не вернешься.

Она высвободилась, сказала, словно обращаясь сама к себе:

– Меня обычно бросают с необычайной легкостью.

Он увидел, что поранил некий хрупкий, драгоценный росток, живший в ее душе. Не просто ее веру в него, а ее веру в них обоих. Райан уже не высчитывал и не планировал – он говорил искренне:

– Я почти влюблен в тебя. Может быть, больше, чем почти. И мне это очень не нравится. Это пугает меня.

Ее глаза потемнели, щеки побледнели. Она схватилась рукой за край стола, словно боялась упасть.

– Я… Райан…

Слова никак не желали складываться в членораздельные предложения.

– Что, доктор Джонс, нечего сказать? – Он шагнул к ней, взял за руки. – Что же мы будем делать? Как нам выбраться из этой ситуации?

– Не знаю.

– В любом случае, здесь мы наши проблемы не решим. Ты можешь сейчас уехать отсюда?

– Я? Да, наверно…

Он улыбнулся, коснулся губами кончиков ее пальцев.

– Тогда едем.

Они поехали домой.

Она-то думала, что они отправятся в какое-нибудь тихое, спокойное место – в парк или ресторан. Там можно будет поговорить, разобраться в своих чувствах.

Но Райан гнал машину по прибрежному шоссе. Оба молчали. Миранда смотрела на море, переливавшееся спокойной голубизной в лучах полуденного солнца.

На каменистом пляже стояла женщина и смотрела, как ее сын кормит хлебными крошками голодных чаек. Миранда успела рассмотреть восторженное лицо мальчишки, его широкую улыбку.

Среди волн на всех парусах шла шхуна. Она держала курс на юг, и паруса у нее были алые.

Миранде очень захотелось быть такой же счастливой, как этот мальчик, и такой же уверенной, как этот парусник.

Деревья были одеты в нежно-зеленые цвета апреля. Это было ее самое любимое время года, неприметное и робкое начало лета. Дорога поднималась все выше, деревья расступились, и меж их ветвей вновь проглянуло светлое весеннее небо, испещренное легкими облачками.

На вершине холма стоял старый дом, со всех сторон окруженный морем цветов. Здесь были нарциссы, ирисы – Миранда почти восстановила сад во всей красе.

Райан внезапно затормозил и с улыбкой покачал головой:

– Не верю своим глазам.

– Моя бабушка тоже сажала цветы. Она говорила, что желтый цвет – простой, но веселый. Он вызывает улыбку.

– Мне бы понравилась твоя бабушка.