Изменить размер шрифта - +
Сесилия была толстая рыжая девица, беспрестанно поедавшая шоколад «Кэдбери» и работавшая у нас всего месяца два – то ли по временному соглашению, то ли вообще по программе трудоустройства безработных, короче – мелкая сошка. А известие о смерти отца, действительно, заста­ло меня за подготовкой бюджета выставки «Руки вверх, проказники!», которая должна была открыться в январе в Бур-ла-Рен. Речь шла о засня­тых при помощи телеобъектива зверствах полицейских в департаменте Ивелин; однако зрителям предлагались не просто фотодокументы, а не­кая пространственная, так сказать, театрализованная композиция, к то­му же полная намеков на различные эпизоды сериала «Полиция Лос-Ан­джелеса». Обычному в таких случаях социальному обличению автор предпочел пародию. Словом, любопытный замысел, притом не слиш­ком дорогой и не слишком сложный; даже такая бестолочь, как Сесилия, вполне могла справиться с проектом бюджета.

 

Обычно после работы я отправлялся на пип-шоу. Это обходилось мне в пятьдесят франков, иногда в шестьдесят, если срабатывало не сразу. Вид курчавых лобков в движении хорошо прочищает мозги. Противоречи­вые тенденции в современном видеоискусстве, бережное отношение к культурной традиции и поощрение новаторства… – все это мигом улету­чивалось из головы под воздействием примитивной магии колыхаю­щихся передков, и я спокойненько опорожнял свои яички. Сесилия же в это время лопала шоколадные пирожные в ближайшей к министерст­ву кондитерской; мотивировки у нас были весьма схожие.

Отдельный кабинет за пятьсот франков я брал редко, только в тех случаях, когда мой дружок совсем сникал, когда я ощущал его каприз­ным, никчемным придатком, вдобавок пахнущим сыром; в такие дни мне требовалось, чтобы девушка взяла его в руки, повосхищалась, пусть неискренне, его мощью и богатством семени. Так или иначе, я возвра­щался домой не позднее половины восьмого. Перво-наперво смотрел «Вопросы для чемпиона», автоматически записывавшиеся на видео, за­тем переходил к новостям. Ситуация с коровьим бешенством меня мало беспокоила – питался я в основном пюре «Муслин» с сыром. Вечерние программы шли своим чередом. Когда имеешь сто двадцать восемь кана­лов, скучать не приходится. Заканчивал я часам к двум турецкой музы­кальной комедией.

Несколько дней я прожил относительно спокойно, а потом мне снова позвонил капитан Шомон. Оказалось, дела продвинулись, и предполагае­мый убийца найден; собственно, уже и не предполагаемый: он сознался. Через два дня они намеревались провести следственный эксперимент. Желаю ли я на нем присутствовать? Да, разумеется, ответил я.

Мари Жанна одобрила мое мужественное решение, сказала что-то об испытании трауром и загадке наследственных связей; она произноси­ла подобающие случаю слова, запас которых невелик, но это и не важно: я чувствовал в них искреннюю теплоту, что было удивительно, но прият­но. До чего же все-таки женщины любвеобильны, думал я, садясь в поезд на Шербур, они даже на службе стремятся установить сердечные отно­шения, им трудно существовать в мире, лишенном эмоций, они в нем чахнут. В этом их слабость и причина многих неприятностей, недаром психологические странички «Мари-Клер» постоянно твердят об одном и том же: необходимо четко разграничивать работу и эмоции; только женщинам это плохо удается, о чем с не меньшим постоянством свиде­тельствуют документальные страницы того же журнала. Когда минова­ли Руан, я стал перебирать в уме подробности дела. Великое открытие капитана Шомона заключалось в том, что Айша имела «интимные отно­шения» с моим отцом. Как часто и насколько интимные? Этого он не знал, но для дальнейшего расследования оно и не понадобилось. Один из братьев Айши признался вскоре, что пришел к отцу и «потребовал объяснений», но разговор принял дурной оборот; потом он ушел, а ста­рик остался лежать на бетонном полу котельной «как неживой».

Быстрый переход