Внезапно за тонкой тканью, укрывавшей возок от ночной прохлады, послышался вопль, тут же резко оборвавшийся. Зазвенели клинки, громыхнул голос Чимлана, отдававшего какие-то приказы, снова прорезал ночь наполненный болью вопль — уже женский. Кырт выхватил меч, выскочил из возка — и тут же прянул в сторону, увертываясь от метнувшейся к нему чёрной тени. Скрежетнул по жёсткому панцирю волка меч, тут же вырвался из руки Кырта и улетел куда-то… теперь не найти до утра. Решив, что герои живут слишком мало, чтобы рассказать о своих подвигах, Кырт нырнул под повозку и, вытащив стилет, принялся ждать развития событий и, едва шевеля губами, возносить молитвы сразу обоим богам в слабой надежде, что хоть кто-нибудь из них смилостивится и отведет беду.

Волки нападали молча, без рычания… и двигались почти бесшумно, несмотря на то, что каждая тварь была почти целиком укрыта надёжной костяной броней, которую и топор-то не сразу возьмет. Цель у ночных хищников была простая и понятная — они видели перед собой много, очень много свежего мяса, и стремились заполучить его любой ценой. Особой хитростью эти твари не отличались, сильный отряд воинов способен справиться с небольшой стаей без особых хлопот. А вот когда воинов мало, да ещё и ночью, при неверном свете факелов (а ведь прав оказался Кырт, не позволил господин Аболу Тади взламывать восковые печати на кувшинах с дорогим маслом), когда все преимущества у хищников — страже не поздоровится.

Один из волков, здоровенная тварь размером чуть ли не с пол-лошади, запрыгнул в возок, прорвав тонкую ткань. В возке везли на продажу детей — троих мальчишек, да двоих девчонок. Те тут же подняли визг — волк полоснул когтями, и визг перешел в хрип и бульканье крови в разодранном горле. Иной хищник, ошалев от запаха крови, тут же начал бы рвать на куски жертву, стремясь набить брюхо свежим мясом, но то ли эта тварь была умнее, то ли иные причины побудили обсидианового волка поступить не по-волчьи — кто теперь скажет. Так или иначе, но хищник схватил тщедушное тельце мальчишки и бросился наутек, подальше от факелов и секир стражи. Те уже завалили двоих панцирных тварей (потеряв при этом одного из бойцов) и намерены были крошить нападавших и далее.

То ли самый умный, то ли самый трусливый волк убегал всё дальше и дальше, волоча на спине потерявшую сознание от боли и страха добычу. Не бросил на камни, не разорвал и не сожрал… А может, перед тем, как ухватить ребёнка, тварь успела выдрать кусок-другой мяса из бычьей туши (быков во время ночной атаки караван потерял изрядно, целых троих), а добычу тащила в логово? Ведь вновь и вновь появляются в Пустоши стаи обсидиановых волков, стало быть, где-то есть у них и волчата. Волчатам в радость поиграть с живой добычей — поучиться охотиться, ощутить вкус свежей, горячей крови.

Где-то позади, во тьме, стражники добивали последнего из хищников. Чимлан тупо смотрел на культю левой руки — могучие клыки ночной твари начисто оторвали кисть. Мелко дрожал, поскуливая, господин Аболу Тади, забившись в самый дальний угол возка, обмочившийся и обгадившийся от страха. Чуть подергивался в луже крови младший приказчик Кырт — успел перед смертью вогнать стилет в горло волка, прямо между костяных пластин, да только не спас его этот удар, увы.

В суматохе никто и не заметил, как где-то далеко, среди скал, на миг вспыхнула огненная искра. А если бы и заметил — не обратил бы внимания. Не до того.

Мальчик открыл глаза и застонал от боли. Тело словно долго волокли по камням… или так и было? Он с трудом поднялся, осмотрел себя — неглубокие раны подёрнулись корочкой запекшейся крови, повсюду синяки… что с ним произошло, он толком не помнил. В двух шагал лежала огромная туша панцирного волка, чёрно-серого, укрытого броней.